— А вот перед потерпевшим пусть извинится, ну, в общем, пусть сам там все решит, пусть Монгола подключит, тот ВАИшников[72] знает, может те помогут.
— Ну ладно, подумаю я. Свободны, защитнички.
— А чё, нормально все получилось, молодец, — вышли мы от замполита.
— Рад стараться, товарищ прапорщик!
— Щас в лоб дам! …Как там у тебя дома? Жена скоро рожает?
Мы шли по аллее, я не слышал вопросов Балакалова, я думал только про одно: «Не дай Бог, кто узнает об этом». Ведь червоточинка в деле осталась, да еще какая!
С Генычем все утряслось, замполит дело в трибунал не передал, с потерпевшим сговорились. Тот оказался нормальным мужиком — какой ему смысл солдата в дисбат отправлять? Генка ему с ремонтом помог, он у нас был на все руки мастер.
Но тайна выжигала мне легкие. И однажды я не выдержал. Сдал. Сидели мы с Балакаловым на Старый Новый Год водку злоупотребляли — бухали по нашему, на «ты» переходили. Вот я и не сдержался. Прапорщик сам первым напомнил мне дело Аграномова:
— Ген, я же видел, что все было тобой подстроено, скажи, на хрена именно строгий выговор с занесением? Только не пизди, умоляю. Я же не сохатый, чтобы поверить, что Аграномов поступать собрался куда-нибудь акромя ПТУ.
— Ну, это просто: выговор без занесения, ты ж понимаешь, и наказанием не считается, а наказать надо было, чтобы Кривченко успокоился, дело в трибунал не передал…
— Трибунал это серьезно, срок ваш Геныч бы получил. Но почему тогда для надежности ты не выгнал его из комсомола, как просил майор. Тогда бы уж наверняка.
— Ну во-первых тогда бы выглядело, что мы согласны, что Аграномов преступник и просто не допускаем, чтобы комсомолец оказался на скамье подсудимых.
— А…
— Но это не все, есть во-вторых. Учетные карточки находятся у меня, записал выговор и все, а вот в случае исключения карточку мы должны отправить в Политуправление округа. Правильно?
— Правильно. Но я не понял, и чего в этом страшного, всё одно не дисбат для парня?
— А в том, … что нет никакой карточки!
— Нэ поняль?
— Аграномов не есть комсомолец и никогда им не был.
— Что?!!! — челюсть Балакалова медленно вывалилась из открытого рта и, кувыркаясь в воздухе, упала на далекий от стерильности пол.
— Ну не был он членом коммунистического союза молодежи, не повезло ему, по жизни.
— Ты влепил строгача некомсомольцу?!!! Б-р-р! Как тебе вообще это в голову пришло?
— А я замполита за язык не тянул, он приказал тогда еще на плацу провести собрание и исключить Геныча из комсомола. Откуда он взял, что тот комсомолец, я не знаю?
— Точняк! Это ж Кривченко, когда сначала в кругу офицерам рассказал суть дела на плацу, спросил у твоего ротного замполита, комсомолец ли Аграномов. А Вилков уверенно так и ответил «да». Вот поц!
— Балакалыч, но я ж тебя прошу. Ни-ко-му!
— Век воли не видать! — восторженные глаза прапорщика смотрели сквозь меня, он добавил только раздельно по складам, — Е-ба-ну-ться!
Дня через три на утреннем разводе, когда Кривченко отчитывал за что-то нашего замполита в центре плаца, порывом ветра донеслось:
— …да у тебя, мудака, блядь, некомсомольца из комсомола исключают, а ты спишь, блядь, мудозвон… личного состава не знаешь!
Я обмер. Стоящий рядом со мной в строю, Корнюш скосил на меня вопросительно слезящийся на ветру глаз. В ответ я закатил свои под небо. Тайны больше не было. Вечером мой рассказ Корнюшу доставил искреннее удовольствие, кроме всего прочего, он был рад, что у меня теперь будут проблемы с политчастью. Через день над Дихлофосом смеялась вся часть. А Балакалов…
Я у него спросил:
— Товарищ прапорщик, а мы с вами на «ты» или на «вы»?
— Геш, ты чё? На «ты», конечно, — удивился Балакалов.
— Ну, так пошёл ты в жопу!
— Слушай, ну извини, ну не удержался, это ж такой абзац, ну полный писец! — с восторгом принес мне свои извинения прапорщик Гена Балакалов.
Вот такие были у меня друзья! Как говорится — врагов не надо!
Зима 1985
Чабанка
Зима, начавшись типично для Одессы, превратилась в зиму лютую, снежную, необычную для этих мест. В Одессе встал транспорт, городским властям с трудом удавалось обеспечивать работоспособность хлебокомбинатов. Замерзло море в Одесском порту. В это наиболее подходящее время у нас на котельной упала труба, котел был потушен, в казармах настали холода. Холода настоящие, минусовые.
Перед тем, как лечь спать, мы с Серегой Войновским делали две, три пробежки по взлетке, затем перед самой кроватью двадцать, тридцать отжиманий от пола и быстро под одеяло, под одеяло с головой и дышать, дышать, дышать. Запасенной энергии хватало на короткое время, но нам этого было достаточно, мы успевали заснуть.