— А теперь жуй, — приказным тоном сказал он.
Парень сомкнул губы и закрыл глаза. Жук исчез во рту Андрея. По его лицу было видно, что ему противно и страшно.
— Жуй, — повторил Сергей.
Андрей подоткнул жука языком на нижний ряд зубов и надавил на него верхним. Как бы примеряясь к укусу. Он представил, что будет, когда надавить на жука? Какой вкус почувствует? Его не ждало ничего хорошее, но он повиновался.
— Ты будешь его жевать сегодня или нет?
Хруст раздался на весь корпус. Все ребята съежились. К мальчику с высоким голосом подступил рвотный рефлекс, он прикрыл рот рукой и убежал к выходу. Андрей жевал жука, стараясь не думать о том, что сейчас чувствует. Он словно отделился от своих переживаний. Вкус во рту жил отдельно от тела; казалось, что это не Андрей жует жука — кто-то внутри делает это, Андрей лишь наблюдает, как это происходит. Ребята видели то же самое, что и этот “кто-то” внутри Андрея, только Андрей был на сцене событий, а ребята — зрителями на последних рядах.
Девушка не торопилась покидать кабинет, она ждала одобрительного кивка от своего директора. Но он неподвижно изучал ухо Андрея Михайловича и не обращал на нее и малейшего внимания.
— Сергей Алексеевич, — протяжно повторила она. — Клиент…
— Милочка, как вы не поймете? Кому-то нужно больше времени, кому-то — меньше. Я вот тот клиент, кому нужно немного больше положенного времени, — улыбнулся Андрей Михайлович. — Ступайте и скажите посетителю, что сессии у него сегодня не будет.
Секретарша замялась в дверном проеме. Она с трудом понимала, как ей действовать дальше: Сергей Алексеевич молчал и не давал никаких указаний, а самостоятельность он не поощрял. Она боялась получить выговор, поэтому не торопилась покидать помещение.
— Извините, но я не могу просто так уйти без соответствующего указания Сергея Алексеевича.
— Сергей, — Андрей Михайлович повернулся к психологу, — отпустим девушку? Нам же есть о чем поговорить, правильно? — уверенно сказал он.
— Да-да, — пробуждаясь от воспоминаний, произнес Сергей, — ступай и принеси мои извинения Семену Игоревичу. — Он кашлянул. — Скажи, что тут особый случай, который требует особенного подхода и большего времени, чем я планировал.
Секретарша сделала неуверенный шаг назад, прикрывая за собою дверь.
— И принесите нам чая, — кинул вслед Андрей Михайлович. — Я пью исключительно зеленый, — добавил он. — А какой чай будешь ты? — посетитель обратился к психологу.
— Сергей Алексеевич пьет кофе, — заметила девушка
— О, милочка, я же обращаюсь не к вам. Не хорошо влезать в чужие разговоры. Разве вас этому не учили в школе?
На лице секретарши выступил румянец.
— Я тоже буду зеленый чай, — сказал Сергей.
Девушка кивнула и быстро выбежала из кабинета, чуть хлопнув дверью.
— Совесть рано или поздно становится врагом, — заметил Андрей Михайлович. — Совесть предает своего хозяина и переходит на сторону потерпевшего. Все, что принадлежало тебе и было частью тебя, становится твоим палачом. Вот почему Иисус говорил: если тебя ударили по одной щеке, подставь другую, так ты точно не натравишь на себя свою свободную совесть. Свою тишину. Своего Бога.
Было заметно, как Сергея трясло. Казалось, что Андрей Михайлович выпил из него все соки. Психолог вжался в кресло и утопил голову в плечи. От напряжения его тело стало меньше. Каждый мускул Сергея ненавидел Андрея Михайловича, поэтому мышцы были напряжены так сильно, что превратились в камень. Казалось, что Сергей превратился в мраморную статую.
— Ты полагаешь, что это я делаю с тобой ужасные вещи, и будешь считать меня ужасным человеком? — Андрей Михайлович улыбнулся. — Но ты сам это делаешь с собой. Твои внутренние демоны кусают твою плоть изнутри, вырывают куски и заставляют кипеть твою кровь. Демоны издеваются над тобой, и ты, смотря на меня, видишь не меня вовсе, ты видишь своих демонов. — Он сделал паузу. — У тебя уже совсем закончились силы сопротивляться мне? Ты уже не тот Сергей Алексеевич, который меня встретил в начале сессии. Вся твоя напыщенность улетучилась. Ты превратился в испуганного мальчишку. Видимо, ты вспомнил меня. Ты вспомнил, что ты сделал со мной, и испугался, что тебя заругают.