Или сейчас?
Перед глазами возникла червоточина – сгусток темной магии размером с кулак, что мерно пульсировал в самом сердце белого пламени. И я потянулась к нему. Не знаю почему. Но что-то, скрытое глубоко внутри, какой-то древний инстинкт подтолкнул меня вперед.
Кончики пальцев обдало холодом – я дотронулась до червоточины… и она распустилась, словно бутон химерного цветка. Цветка, чьи лепестки были сотканы из черного пламени.
Завороженно смотрела на свою руку, по которой плясал черно-белый огонь, больше не причиняя боли. А в следующий миг серебристое сияние купола окрасилось в цвет стали. В него хлынул новый поток силы. Он с яростным напором набросился на волну, все ещё пытавшуюся дотянуться до Корней.
Я не сразу поняла, что не одна. Ещё четыре руки, не видимые глазу, лишь душе, потянулись к черному сердцу Источника. Они пришли на помощь, доверились не раздумывая.
Вил. Альдер. Нэсс…
Но кто четвертый?
Знакомый взгляд озорных серо-голубых глаз, и я почувствовала, как горло перехватило спазмом.
Катиэн. В моей сестре пробудилось белое пламя.
Её огонь, холодно-стального цвета, яркий, чистый, лился полноводной рекой, вмешивался с нашим пламенем, щедро подпитывая Источник. И сила, уничтожившая станцию генераторов, сдалась.
Стальное сияние купола погасло. Поля Андаунны были выжжены дотла, но купола всех поселений исправно горели. Их жители пережили удар волны, все до единого. Вокзал, куда всего полчаса назад прибыл наш поезд, тоже стоял невредимый. Магическое поле нехотя успокаивалось, время от времени сбивая с толку спонтанными выбросами силы.
Без сил обмякла в руках Джеда. По щекам побежали слезы облегчения.
Выдержал. Купол выдержал.
Снизу долетели крики ужаса. Обернувшись, я увидела хтона, который дежурил на подъемнике. Он выбежал из кабины и, что-то нам крича, судорожно дергал рычаги предохранителей. Расслышать слова я не могла – уши слишком сильно заложила от гула ударной волны.
Но спустя мгновение и так поняла, что случилось. Генератор, подпитывающий подъемник, загудел, плюясь во все стороны огненными искрами. Несколько попали на тросы, и теперь к нашей кабине быстро приближались языки пламени.
Испугаться я не успела. Джед схватил меня в охапку, и в следующий миг мир утонул в черном вихре портала.
Пятки больно ударились о камень, и мы, не удержав равновесие, упали на мостовую. Под моим ухом бешено стучало сердце чернокнижника, а руки сжимали крепко, до хруста в ребрах.
Подняла голову, не веря, что все закончилось. На руку медленно опустилась первая снежинка и растаяла, уколов кожу холодом.
Мы… живы?
Никогда не думала, что осознать этот факт будет так сложно. Пальцы все ещё мелко дрожали, белое пламя бурлило в крови, а сердце билось, словно безумное.
Живы.
Вздрогнула от резкого хлопка. Трос, на котором держалась наша кабина, лопнул и рухнул вниз. А ведь там могли быть мы с Джедом…
Не знаю, что на меня нашло. То ли всему виной пережитый страх, то ли беснующийся в крови огонь. Но я поймала ошалевший взгляд Джеда и, подавшись вперед, поцеловала его. Неуклюже, неумело, вкладывая в него весь пережитый страх…
В том числе страх, что я могу потерять чернокнижника, бессовестно укравшего мое сердце.
Вместо того чтобы оттолкнуть, он крепче прижал меня к себе и ответил на поцелуй. Яростно впился в губы, словно желая почувствовать мое дыхание и убедиться, что я тоже жива. Но миг спустя прикосновения стали нежнее, мягче. Словно он извинялся за первый порыв и боялся меня спугнуть.
Дыхание перехватило, и я с горечью осознала, что пропала.
Глава 36
Когда я в последний раз видела настоящий снег? Кажется, целую вечность назад – в тринадцать лет, когда мы с Катиэн впервые покинули Андаунну. Родители хотели отвезти нас в долины Искристых гор, полюбоваться заснеженными вершинами, у подножья которых буйствовали краски весны. Но не сложилось – не прошло и трех часов как старый «Ящер», поезд устаревшей модели, сломался прямо в полях Андаунны. Пассажиров выпустили на улицу, чтобы те не задохнулись в вагонах, провонявших горящим топливом. Я до сих пор помню тот детский восторг, с которым мы с Кати смотрели на землю, едва-едва припорошенную белыми, крошечными колючками. Настолько хрупкими, что они таяли от малейшего прикосновения…
Я поскользнулась на толстой корке льда и, запутавшись в полах слишком длинного и тяжелого мехового плаща, чуть не растянулась на мостовой. В последний момент ухватилась за пики ажурного забора и повисла на них, чувствуя, как пальцы ломит от холода – железные прутья настолько заледенели, что не спасали даже толстые шерстяные рукавицы.