– Неважно это, может ты – марафетчик! Под кайфом был! Не помнишь ничего. А шишку набил пока ходил туда-сюда…
«Линия обвинения понятна и расследовать они ничего не собираются»…
– Хорошо, – складываю руки на груди. – если меня обвиняют в убийстве на бытовой почве, то почему я не вижу здесь следователя прокуратуры? С каких это пор органы государственной безопасности занимаются такими делами? Требую прокурора!
– Не в таком ты положении чтобы права качать, – Люшков снова приближается ко мне, сжимая кулаки. – мы любое дело можем к своему рассмотрению взять. Ясно тебе?
«Это правда».
– А комиссия Политбюро, не сомневайтесь, возьмёт его под свой контроль. – Ни тени тревоги не отразилось на моём лице.
Лейтенант вжимает голову в плечи.
– Не будет комиссия убийцу покрывать. – Люшков останавливается в нерешительности.
– Не будет, – легко соглашаюсь я. – но и огрехи в ходе расследования увидит сразу…
Мой оппонент на минуту задумывается, теребит усы.
«Разминка, похоже, закончилась вничью».
– Товарищ комиссар, вас тут вызывают. – В щель приоткрывшейся двери просунулась голова Макара.
– Продолжайте допрос. – Бросает через плечо Люшков и идёт к выходу важной генеральской походкой.
– Ваша фамилия, имя, отчество… – Заученным голосом говорит оживившийся лейтенант.
– Ежов слушает! – Он, как всегда, безошибочно узнал характерный звонок «вертушки», взяв нужную трубку.
– Здравствуйте, товарищ Ежов. Здесь Сталин.
– Здравия желаю, товарищ Сталин! Кхе-кхе. – Закашлялся нарком.
– Как идёт подготовка к докладу? Загляните ко мне до заседания, часов эдак в одиннадцать. Пробежимся вместе по основным положениям. – Спокойный голос вождя звучал убаюкивающе.
– Слушаюсь. Буду непременно. – С трубкой у уха встаёт с кресла, обходит свой стол и тянется за графином, стоящим рядом на столе заседаний.
– Товарищ Ежов, ко мне сейчас пришёл товарищ Киров, он утверждает, что Чаганов арестован. Так ли это? И если так, то за что, как он себя чувствует и где сейчас находится.
– Точно так, товарищ Сталин, – наливает воду в стакан. – задержан. Хотел уже вам звонить об этом. Товарищи из МУРа ночью задержали в квартире Чаганова всего в крови, с ножом в руках, в невменяемом состоянии. Установлено, что этим ножом была убита его сожительница, тело которой нашли там же. Больше в доме никого не было. Я дал команду забрать Чаганова и его дело из МУРа в центральный аппарат. Сейчас он находится у нас в медпункте, под присмотром врача. Плохо соображает, в данный момент никакие следственные действия с ним невозможны.
– Понятно. Товарищ Киров хотел бы встретится с этим врачом, поговорить с ним и увидеть Чаганова. Возможно это?
– … – Ежов залпом выпивает стакан воды. – кх-кх, думаю да, товарищ Сталин, дайте мне время, я сам позвоню товарищу Кирову и скажу куда надо будет подъехать.
– Значит договорились, товарищ Ежов. – Не дожидаясь ответа Сталин завершает разговор, в трубке послышались короткие гудки.
Нарком начинает лихорадочно соображать, хватает трубку местной связи и в этот момент в приёмной раздаются громкие голоса: в кабинет одновременно протискиваются заведующий секретариатом Шапиро и начальник технического отдела Шанин.
– Товарищ Ежов! – Почти кричит последний. – Мои ребята обнаружили прослушку здесь в вашей приёмной.
Нарком с трубкой в руках медленно сползает в кресло.
– По вашему приказу мы в течении ночи и утра проверяли работу спецкоммутатора, – гордо рапортует Шанин. – ну и обнаружили незаконное подключение к местной линии, ведущей в вашу приёмную.
– И что это значит?
– Это значит, что через местный телефон было можно прослушивать все разговоры, которые велись в приёмной и вашем кабинете.
Ежов панически, как змею, отбрасывает трубку в сторону.
– Та-а-ак! – Его глаза наливаются кровью. – Как? Почему?
– Я думаю, – не тушуется Шанин, несмотря на то, что никто не оценил его заслугу. – что это люди Новака. Помните пару месяцев назад они с Чагановым налаживали работу фототелеграфа? Вот тогда, Новак писал бумагу на Шапиро и меня с просьбой на доступ к телефонным линиям спецкоммутатора. Мы разрешили…
Ежов делает глубокий вдох, переводит взгляд на секретаря, тот – на Шанина, до которого только сейчас дошёл смысл им сказанного.
– Фриновского жду в коридоре, бегом за ним! – Выдыхает он с шумом (Шапиро, бросается к выходу). – Шанин, ты… Что с тем «гвоздём»?
– Показал своим спецам, твёрдо говорят, что голос эта х… передавать не может.
– Ладно, в общем, носом здесь всё перерыть. Головой отвечаешь!
– Как думаешь, для нас Хозяин устроил этот парад? – Ежов отворачивается от окна, заслышав шаги Фриновского сзади.
Тот подходит и становится рядом, опершись ладонями на подоконник. Прямо под ними, расставленные как по линейке, выстроились ровными рядами бронеавтомобили, поблёскивая на солнце своими фарами. Трамвай медленно проплываёт сзади строя, а его пассажиры едва не вываливаются из окон, когда он начинает поворачивать в сторону Театрального проезда.
– Этот определённо для нас… – замечает Фриновский. – для делегатов пленума на Манежной площади, прямо под окнами гостиницы.
– И пушки направили в нашу сторону. – Качает головой Ежов. – Новость плохая. Слушают нас. Прямо к моему телефону подключились.
– На даче?
– Нет здесь, – поджимает губы нарком. – твой Новак, между прочим. Помнишь недавно они с Чагановым мерковали с фототелеграфом?… Так под это дело они доступ получили к моему коммутатору, ну и к проводам подключились.
– Дела… – присвистнул Фриновский. – выходит, могли слышать всё о чём мы в твоём кабинете говорим? (Ежов кивает головой). А на даче что?
– Шанинские спецы заверяют, что то, что мы нашли в гербе, ничего подслушивать не может. Только не верю я в это. Сам посуди, девка эта чагановская такой маскарад устроила, рисковала головой и всё ради подарка бесполезного? Быть такого не может, ищут плохо. Новака и техников его – в камеру!
– А с Чагановым что делать будем? Люшков просит разъяснить нашу позицию.
– Чаганов! – Спохватывается Ежов. – Дуй в Суханово, пусть его там пальцем не трогают. Туда скоро подъедет Киров. Покажете ему Чаганова. Расскажете за что задержан. Фотографии покажите жертвы. И всё. Никаких разговоров с задержанным. Закон на нашей стороне: имеем право двадцать четыре часа задерживать без предъявления обвинений.
– Дальше-то что делать? – Настаивает Фриновский. – Решаться надо. Одним задом на двух стульях не усидишь.
– Решаться… – Кусает губы Ежов. – Хорошо, иду звонить Косиору. Чёрт! Там же Шанин копается. Мыслимое ли дело? Народный комиссар внутренних дел рабочего места не имеет! Позвонить неоткуда! Ладно, пошли к тебе. У самого-то подслушки нет?
Глава 8
Москва, Кремль,
Свердловский зал.
20 июня 1937 года, 12:45
– Товарищи!.. – Над трибуной видна лишь голова Ежова. – За последний год органами НКВД раскрыт ряд фашистских антисоветских формирований из числа бывших троцкистов, зиновьевцев, правых, эсеров и других.
Из боковых дверей появляется Киров в своих привычной гимнастёрке и, стараясь не привлекать к себе внимания, быстро идёт по узкому проходу, образованному рядами стульев и гигантским ордером колонн вдоль стен, поддерживающих величественный купол главного зала страны. Доходит до ниши в глухой стене зала, где расположился президиум пленума ЦК и поднимается на помост и садится на свободный стул с краю длинного стола, справа от трибуны рядом с Ворошиловым. Сталин, председательствующий на первом заседании, вопросительно смотрит на Кирова, тот утвердительно кивает головой.
– … Это… Военно-фашистский заговор, во главе крупнейших командиров Красной Армии и НКВД… – Ежов открывает бутылку нарзана, неспеша наливает в стакан пенящийся напиток стакан и с важным видом делает глоток, пережидая начавшиеся аплодисменты.-… Кремлёвская право-фашистская группа заговорщиков, во главе с Енукидзе… А в последнее время, почти во всех краях и областях вскрыты антисоветские формирования правых, троцкистов, зиновьевцев и меньшевиков. Активизация этих элементов, очевидно, связана с предстоящими выборами в Верховный Совет и с просчётами руководства в плане допуска к выборам наших классовых врагов.