В этот момент по двери как будто кто-то ударил железным прутом…
– Крест! – Сверху вниз по лестнице летит «Молодой», пригибаясь чтобы не зацепить низкий в этом месте сводчатый потолок. – Шухер! Мусора!
– Где? – «Щербатый» хватает его за куртку внизу. – Бакланишь!
– Век воли не видать, – размахивает наганом урка. – Легавых тьма! Кичу обложили!
– Крест, что за кидок? – Оба зэка исподлобья уставились на главаря. – Что за дела? Базарил, всё чисто, рвём когти.
– Всё шло как стаковались с тем на Лубянке… с ромбами, кудрявым, – бормочет под нос Крест, хватая себя за грудки. – и сержант слинял… и прокурор этот на авто… Скаазывал, «мочканёте Чаганова и уйдёте на моторе прикрываясь этим». (Трусов втягивает голову в плечи).
– С мусорами спутался! – Заорал «Молодой», направляя наган на главаря.
– Ша, сявка! – «Щербатый» быстрым неуловимым движением вырывает из рук «шестёрки» оружие (Крест без замаха бьёт его поддых, урка падает на пол). – Что делать, Крест?
– Жжёный! Подь сюда! – Главарь, решившийся на что-то и вновь обретший уверенность в своих силах, отбирает наган Макара у, впавшего в ступор, актёра. – Ты (указывает на Макара), в хату этого (показывает на Жжёнова).
Макар, поймавший связку ключей, с готовностью возвращается к своему привычному делу а, оттаявший после приказа Креста, актёр охотно скрывается за дверью своей камеры.
– Ты, – палец главаря упёрся в живот Трусова. – становись здеся.
Прокурор резво подскакивает на ноги и, с облегчением, мелкими шагами спешит к двери чагановской камеры, встаёт напротив неё и вопросительно смотрит на Креста. Всё понявший «Щербатый», усмехнулся садистской полуулыбкой, а Крест, согнув руку в локте, стреляет в грудь Трусова. Тот валится назад с застывшим на лице удивлением.
– Ты и ты, – рука главаря указывает на «Молодого» и Макара. – тащите сержанта к прокурору.
Его приказание исполняется в мгновние ока. Крест достаёт из кармана «вальтер» и призывно машет «Щербатому», тот хромая подходит. Крест осторожно отодвигает глазок камеры, внутри полная темнота.
– Зашухарился, – прошептал он, подмигивая подручному. – «орешко» (окно в камере) заткнул и лампу кокнул. Ну дам нам всё одно.
По его команде «Щербатый» снимает запор с кормушки и в открывшееся отверстие в двери начинают палить два ствола. Оставив в запасе по одному патрону, они синхронно поворачиваются и стреляют над головой сжавшегося от громких хлопков Макара, затем тщательно протерев полой тюремной куртки оружие, они вкладывают его в руки убитых: «вальтер» – прокурору, наган – сержанту. Крест поднимается с колен, подходит к Макару и достаёт из кармана его наган, звучат выстрелы в сторону трупов.
– Ну вот и всё, мусор, – возвращает наган Макару. – а теперь в хату нам пора, замыкай за нами. (Смотрит в бестолковые глаза вохровца и добавляет). Чаганова они хотели завалить… понял? А ты защищал, типа, его? (Кивает головой, Крест отбирает у «Молодого» фуражку и возвращает её вохровцу). Ты стой на допросе твёрдо: плохо помню, мол, кто как стрелял, кто где стоял. Барбос тебя вмиг запутает, если вспоминать начнёшь. Ежели сознаваться начнёшь, то мы всё четверо на тебя покажем. Вышак тебе тогда…
Москва, Кремль,
Свердловский зал.
21 июня 1937 года, то же время
Сталин намеренно отстаёт от группы соратников, идущих к выходу, и подходит к сидящему в одиночестве Пятницкому.
– Что, Осип, не торопишься никуда?
– Пусть народ разойдётся, – вздрагивает от неожиданности он, увидев перед собой остановившегося вождя. – не люблю в толпе…
– А по сегодняшнему голосованию не скажешь… – не скрывает усмешки Сталин.
– Я привык своей головой думать. – Пятницкий встаёт и прямо с вызовом смотрит в глаза собеседника.
– Это хорошо, – улыбка растворяется в усах вождя, он берёт нахохлившегося Пятницкого под локоть. – пойдём, проводишь меня до кабинета. А, знаешь что, пошли лучше на квартиру, не был у меня никогда? Посмотришь заодно, там никто нам не помешает… Через пять минут, спустившись на один этаж, они уже сидели в гостиной и пили чай вприкуску с колотым сахаром из стаканов. Гость с одобрением рассматривает простую, почти спартанскую обстановку квартиры вождя.
– Так ты значит, Осип, в знак протеста голосовал против Ворошилова? – Сталин отставляет пустой стакан.
– Можно и так сказать… – лицо Пятницкого снова обретает суровое выражение. – протеста против этого вашего «нового курса»: развала Коминтерна, соглашательства с оппортунистами и извращения марксизма!
Сталин поднимается, подходит к шкафу, достаёт из него пачку «Герцеговины Флор» и, посмотрев на трубку, нетерпеливо достаёт папиросу.
– Не ожидал такое услышать от секретаря ЦК нашей партии… – чиркает спичкой, делает глубокую затяжку. – ну да ладно и не такое слыхал от некоторых товарищей. Начну с марксизма… ты, Осип, в отличии от своих новых друзей, (лицо Пятницкого дёргается в болезненной гримасе) марксизм изучал, поэтому не дашь мне соврать. Что писали Маркс и Энгельс о коммунизме: «не будет денег», «не будет товарного производства», «от каждого по способности – каждому по потребности», «труд из обузы превратится в наслаждение» – всё!
Пятницкий задумался.
– Ты, Осип, конечно, помнишь… – продолжил Сталин, не дождавшись ответа. – до чего довела нас отмена денег к 1921 году: промышленность и транспорт встали, прекратился подвоз продовольствия. Но действовали то мы в полном соответствии с марксистской наукой! И к чему «неизвращённый», как ты выразился, марксизм нас привёл? Ленину мы должны в ножки поклониться, что не стал он цепляться за догмы, что убедил партию в необходимости крутого разворота, «новой экономической политике».
– Маркс и Энгельс говорили о коммунизме… – попытался возразить гость.
– … и ни слова о том как его достичь! – парирует хозяин. – Ты помнишь, как Зиновьев пытал Герберта Уэллса: «когда начнётся революция в Англии»? Ведь в соответствии с теорией Маркса: «Социалистическая революция сначала произойдёт в промышленно развитых странах, где силён пролетариат, а затем – в отсталых, аграрных». Как с этим быть? «Извращённый марксизм», говоришь?… Новую теорию надо создавать, а мы тычемся вслепую, как слепые щенки!
– Это уже ревизионизм! – Стучит по столу кулаком Пятницкий.
– Думай что хочешь, – Сталин устало садится на стул и не обращает внимание на пепел, летящий на пол. – я надеялся, что для тебя на первом месте благо народа, а ты – такой же как эти… бюрократ.
– Силён, ты однако, Коба, ярлыки навешивать. – Гость тоже снижает обороты, отхлёбывает из стакана. – Вот ты клеймишь секретарей областных да республиканских, такие они и сякие, а на себя не пробовал оборотиться? Кем ты себя окружил? Прихлебателями, которые в рот тебе заглядывают, поддакивают, что бы ты не сказал. Что же касается теории, то не новую надо создавать, а развивать старую, марксизм прошёл испытание временем… победа социалистической революции в России – лучшее тому доказательство.
– В 1783 году двум французам-братьям, по фамилии Монгольфье, – Сталин затушил папиросу. – одновременно пришла мысль, что живая и мёртвая силы могут летать. Надо лишь поймать их, соединить и поместить в мешок: тогда на нём можно подняться в воздух. Сшили они большой мешок, разожгли под ним костёр и стали бросать в него солому, которая выделяет мёртвую силу и овечью шерсть, что даёт – живую. Шар наполнился тёплым воздухом и полетел… Новую теорию надо создавать, новую. Ну а название, конечно, лучше оставить старое… Без теории – нам смерть. Создание теории построения коммунизма, экономической теории – это и должно быть главной задачей партии.
– Не спорю я с этим, Коба, такая теория нужна, – Пятницкий пытливо смотрит в глаза Сталину. – но ты говоришь о строительстве коммунизма в одной стране. А как же классовая солидарность с пролетариатом других стран, помощь в их борьбе? Сказать им: «Подождите, товарищи, мы тут коммунизм строим – не до вас сейчас»?