– Сам придумал? – С детской завистью спрашивает Берия.
– Сам. Потом в соседней лавке купил такую же коробку с конфетами и заказал доставку.
– Так ты английский знаешь?
– Учился на курсах «Берлиц», здесь у нас рядом с управлением, так что объясниться на улице и в магазине могу. А если надо, например, прочитать научную статью, то смогу легко.
– Что было дальше? – Берия садится и снова вскакивает.
– Позвонил в полицию, прочитал по бумажке, что в такой-то гостинице остановился смутьян, наверное, хочет у нас революцию устроить и положил трубку.
Мой слушатель весело хохочет.
– Почему не вернул деньги? – Смех резко обрывается, передо мной снова суровый начальник Главного Управления Государственной Безопасности.
– Чтобы враги их потом напрямую Троцкому передали? – Выдерживаю взгляд.
– Резиденту нашему, например, мог бы отдать. – Берия увеличивает темп задавания вопросов.
– Мне в Москве имени нашего резидента не называли да и сам он не представлялся. – Отвечаю не торопясь, обстоятельно. – На родину через четыре таможни везти было опасно, поэтому решил потратить на оборудование…
– Самоуправство получается и растрата… – Собеседник опускается на стул.
– Не к кому было обратится за советом, – виновато развожу руками. – один в чужой стране, кругом враги, пришлось управляться самому. Реквизированные у троцкистов доллары потратил на благо страны: на создание техники особой секретности.
– Наш бухгалтер посмотрел твой финансовый отчёт по командировке… – Берия механически листает папку, неотрывно глядя на меня. – и не нашёл он там никаких следов этих злополучных двадцати тысяч. Сто тысяч долларов, тютелька в тютельку, ни центом больше.
– Так и есть, – тянусь за чайником. – их надо искать в заниженных ценах на проданное мне оборудование и материалы.
– Бухгалтер, который по приказу Ежова делал ревизию твоих сделок в «Амкоре», так и сделал, вот только по его оценкам товаров ты купил на сто сорок тысяч долларов. Откуда взялись ещё двадцать тысяч? И за какие такие услуги иностранные компании тебе давали скидки?
– За взятки… – спокойно отхлёбываю остывший чай.
– Ещё и дача взятки… – Тихо пробормотал Берия. – Кому давал?
«Знает о МакГи или нет? Знает, конечно, громкое было дело».
– Питеру МакГи, он был представителем «Радиокорпорэйшн» на «Светлане», пытался вместе с техническим директором Студневым махинациями заниматься. А я был тогда на заводе начальником Особого отдела. Я их вывел на чистую воду и американца отозвали на родину.
– И после такого он у тебя деньги брал? – Недоверчиво пришурился мой собеседник.
– Конечно, почему нет? С превеликим удовольствием. Он – мошенник по своей натуре. Где-то повезло, а где-то нет. Как он говорит: это бизнес – ничего личного.
– На каком языке говорили?
– На русском.
– Скажи, Чаганов, почему я должен клещами каждое слово из тебя вытягивать? – Повышает голос Берия. – Может теперь сам что-нибудь расскажешь?
«Что ж расскажу».
– Там же в Чикаго я встретился с академиком Ипатьевым…
«Не могу понять знает он об этом или нет».
– Так прямо случайно и встретился, в городе, где миллион жителей живёт? – В голосе Берия зазвучало раздражение.
– Взял телефонный справочник, он есть в каждой телефонной будке, нашёл его номер, позвонил и мы встретились. – Не поддаюсь на провокацию начальника. – Он живёт неподалёку.
– С какой целью?
– Консультация мне была нужна по техническому вопросу. Ипатьев охотно согласился встретиться, рассказал над чем работает: оказалось над установкой для получения высокооктанового бензина. Я предложил ему сделать для меня копию чертежей, когда она будет готова.
– И, конечно, в отчёте о командировке забыл об этом написать. – Зловеще сверкнули стекла его пенсне.
– Товарищ Берия, – уже с трудом сдерживаюсь я. – в стране, в партии в тот момент шла острая политическая борьба. Моё имя напрямую связывают с именем товарища Кирова и вы хотите чтобы я докладывал скрытым и открытым его врагам в НКВД о своих контактах с беглыми академиками, иностранными мошенниками и троцкистами?
– А я что, по твоему, буду смотреть сквозь пальцы на такие твои связи? – Ядовито ухмыляется он.
– Я верю что человек, назначенный на этот пост товарищем Сталиным, сможет отличить врага от товарища…
«Хочешь сказать, что Ежова тоже назначили по предложению Сталина? Хочешь, но не можешь, не принято у нас сомневаться в решениях вождей».
– Оставим это пока, – делает озабоченное лицо Берия. – чтобы завтра подробный доклад о встречах с Ипатьевым, Боевым, долларах и прочем был у меня на столе. Сейчас поговорим об испанских делах…
На ватных ногах спускаюсь по лестнице в свой отдел, подношу часы к глазам.
«Ничего себе, дружеская беседа длилась почти пять часов. Гвозди бы делать из этих людей»…
Москва, ул. Большая Татарская, 35.
ОКБ спецотдела ГУГБ.
27 июня 1937 года, 18:00
– Здравстуйте, Алексей Сергеевич. – Валентина хватается за телефонную трубку. Киваю вохровке и неспешным шагом двигаюсь по напралению к своему кабинету. С противоположной стороны длинного коридора навстречу спешит Оля, сзади немного отстал чахоточного вида невысокий мужчина.
– Товарищ Чаганов, мы к вам. – Останавливаюсь, губы невольно расплываются в улыбке, видя её ладную фигурку. – Товарищ Медведь назначен начальником Особого отдела вашего СКБ. «Медведь? От него и половины не осталось».
– Филипп Демьяныч, – делаю шаг навстречу и обнимаю за плечи младшего лейтенанта (он замешкался протянуть мне руку в ответ). – очень рад, что будем работать вместе (Медведь сглатывает слёзы). Прошу в кабинет, товарищи.
– Начальников отделов и лабораторий ко мне. – На ходу бросаю секретарю.
– Как думаешь Медведь отойдёт? – мы с Олей идём по асфальтовой дорожке, проложенной вдоль высокого зелёного забора за которым от посторонних глаз скрывается наша секретная организация.
– Не знаю, посмотрим… – рассеянно пожимает плечами подруга. – лучше скажи ты Берии о нашем плане не говорил?
– О зарубежных гастролях? Нет. Мы же ещё со Шмелёвым не говорили. Надо продумать все детали, да и насколько я понял, он предпочитает работать с документами: придётся изложить всё на бумаге.
– Давай сегодня у меня, сразу будем печатать на машинке Особого отдела чтобы лишних вопросов не возникало.
– Вот ты где! – Кричит издали Лосев, вывернувший из-за угла особнячка «с которого полупроводники русские стали есть». – Идём скорее, что покажу.
– Товарищ Лосев, вы почему по вызову начальника СКБ не являетесь на совещание? – Сурово хмурю брови.
– Брось, – отмахивается он и хватает меня за руку. – это надо видеть.
Вместе заходим в настежь распахнутую дверь, я показываю на неё взглядом Оле, мол, смотри что творится, она понимающе кивает. Лосев тянет нас вглубь комнаты. У стены посреди широкого монтажного стола, освещённого тусклым светом лампы, на небольшом деревянном возвышении на ребре стоит медная шайба, закреплённая в пазу, с высверленной посередине дыркой. Склоняюсь над над устройством чтобы лучше его рассмотреть: с одной стороны к шайбе была припаяна тонкая серая пластинка, от противоположных сторон которой отходят два белых тонких проводка. Третий потолще медный идёт от шайбы.
«Похоже на транзистор…, но не на тот первый американский макет из проводов и палок, а на самый настоящий транзистор только большого размера (типа ТО-3): диаметр германиевой пластины примерно два с половиной сантиметра, с двумя маленькими металлическими бусинками, они, скорее всего, из индия, из которых торчат никелевые провода. Итак, что мы имеем? Сплавной германиевый pnp транзистор, маломощный, несмотря на внушительные размеры, и низкочастотный, хотя тут всё зависит от ширины базы: чем она уже, тем быстрее получится прибор. А вот контролировать эту ширину крайне трудно: во-первых, германий надо разрезать строго вдоль его основной грани, иначе переход не получится идеально плоским, во-вторых, строго выдержать температурный и временной техпроцесс вплавления индия, в-третьих… А да что говорить, с кустарной рентгеновской установкой, одной термопарой и секундомером получить что-нибудь приличное – это как выиграть в спортлото».