Самолётик делает ещё один разворот и, судя по карте, ложится на обратный курс.
– А это что такое? Перевода нет. – Александр Евгеньевич показывает на красный рычажок сбоку. – Флат спин…
– Плоский штопор. – Поясняю я.
– Разрешите посадку? – В наушнике слышится голос Вани.
– Хм, точно вышел, молодец! – Замечает Голованов.
– Посадку разрешаю. – Отвечает инструктор.
Самолётик опускает нос, а синяя линия на бумаге вдруг резко идёт вниз.
– За высотой, за высотой следи! – Выдыхает он, видя как закрутилась стрелка альтиметра.
В наушниках неожиданно раздаётся громкий звук взрыва, инструктор срывает их и нажимает круглую большую кнопку в центре пульта. Слышится шум воздуха выходящего из пневмосистемы, самолётик оседает, фонарь откидывается и из кабины появляется мокрая несчастная фигура Вани.
– Не вешай нос, курсант, работать надо больше и всё получится. – Голованов стучит по плечу Вани, встаёт на ступеньку тренажёра (и уже инструктору). – Давай посмотрим, что у вас тут за штопор…
– Тащ комдив, – растерянно говорит тот. – здесь приборная доска не как у нас.
– Давай-давай, – Голованов устраивается в кресле. – ха, точно как в «Дугласе», я в Испании на нём полетал достаточно. А вообще-то на это надо обратить внимание: хорошо бы для обучения лётчиков на этих тренажёрах создать сменную лицевую панель, чтоб у них было полное впечатление, что они за штурвалом своего самолёта.
– А ещё лучше, – неожиданно для себя вставляю я. – на всех новых самолётах иметь одну и ту же панель: всё равно на них одни и те же приборы.
– Хм, а ведь ты, Алексей, прав, – переводит на меня серьёзный взгляд Голованов. – а то каждый клепает кто во что горазд… надо будет этим серьёзно заняться. От винта!
После взлёта инструктор, предупредив начальника, тянет на себя красный рычаг, а маленькая машинка, вздрогнув, клюёт слегка носом и затем начинает довольно быстрое вращение носом к воображаемому центру штопора, слегка кренясь с крыла на крыло. Впрочем, лётчику у самой земли, хоть и с трудом, но удаётся перевести самолёт в горизонтальный полёт.
Москва, Кремль,
Кабинет Сталина.
28 июня 1937 года, 16:00
– Здравствуйте, товарищ Каганович, – глаза вождя, как всегда, непроницаемы. – прошу садится.
Сталин берёт крайний стул, стоящий у стола для совещаний, и, развернув его спинкой к окну указывает гостю на место. Тот оглядывается по сторонам и с удивлением отмечает, что в кабинете нет посетителей. Обычно в это время у Хозяина всегда кто-нибудь есть: либо Молотов, которого здесь можно встретить чаще, чем у себя, либо Киров, или нередко оба вместе.
– Как ваше здоровье, когда планируете в отпуск? – Вождь стоит рядом и внимательно смотрит на него сверху вниз.
– Здоров как бык, товарищ Сталин, – Каганович вскакивает на ноги. – в отпуске не нуждаюсь.
– Это хорошо. Сидите-сидите, в ногах правды нет… – загадочно улыбается хозяин кабинета, расчёсывая усы кончиком трубки. – а отдохнуть вам этим летом придётся, считайте это партийным поручением.
Сталин пускается в обычную прогулку по кабинету, а гость вытирает носовым платком взмокший лоб и тянется к графину с водой.
– Как вы смотрите на то, товарищ Каганович, – продолжил вождь через минуту, вернувшись обратно к столу. – чтобы отправиться на Кавказ?
– Готов выполнить любое ваше поручение, товарищ Сталин. Хотя я привык у себя на Украине.
– На Украину поедет другой товарищ… – смеётся вождь, видя видя озадаченное лицо гостя. – вас будем рекомендовать секретарём ЦК Закавказской Коммунистической партии. Вы согласны?
– Согласен. – Каганович вновь вскакивает на ноги.
– Вот и отлично, – пожимает ему руку Сталин. – через две недели в Сочи я собираю секретарей Заккрайкома, где и проведём обсуждение как нам объединить три республиканские партии в одну. Вот такой у вас будет отпуск. Учтите, сейчас укрупнение партийных организаций – это генеральная линия партии. На месте разрозненных и малочисленных будем создавать крепкие, крупные партийные организации не по национальному признаку, а ориентируясь на сложившиеся хозяйственные связи. Ударим этим одновременно и по национализму и по бюрократизму, резко сократив число областных партийных организаций…
Каганович, повернувшись к столу и взяв бумагу и карандаш быстро пишет, в это время Сталин расхаживает по кабинету и медленно диктует, изредка заглядывая через плечо наркома путей сообщения и исправляя ошибки.
Уже прощаясь и стоя у двери кабинета, Каганович решается: «Товарищ Сталин, разрешите взять с собой несколько своих людей»?
– Кого вы имеете в виду? – Хмурится вождь.
– Братьев. Михаила и Юлия.
– Разрешаю, – на секунду задумавшись отвечает он. – но только их. Кумовство у нас имеет давнюю историю, так что будет нехорошо если первый секретарь вместо борьбы с ним сам начнёт толкать наверх своих родственников. А в целом обращайтесь в случае возникновения трудностей, в моей полной поддержке можете не сомневаться.
– Отдам все силы, товарищ Сталин.
Прошу вас, товарищ Ворошилов, – на отодвинутый стул садится новый посетитель, а Сталин продолжает стоять рядом. – когда я предлагал вам занять пост наркома внутренних дел, я говорил, что это временно (сидящий кивает головой). Я от своих слов не отказываюсь, вот только обратно на наркомат обороны вы не вернётесь. Не буду ходить вокруг да около: товарищ Калинин в последних событиях, произошедших на пленуме ЦК оказался не на высоте положения.
– Ты что же, Коба, – возмущённо перебивает вождя маршал, на глазах наворачиваются слёзы. – совсем на гражданку меня списать решил, что ли?
– Списать?… – Сталин отворачивается и идёт к письменному столу, там останавливается рассеянно глядя перед собой, затем оборачивается к гостю. – Да я тебе предлагаю высший пост в государстве предлагаю!
Ворошилов не выдерживает прямого взгляда вождя и отводит глаза не найдясь с ответом.
– Война на носу… – хозяин рубит короткими фразами. – мы должны быть как один кулак…
– Война говоришь, – голос маршала звучит неуверенно. – а меня, значит, в тыл? – … каждый на своём посту. – Сталин возвращается и становится напротив. – Тебе, Клим, сколько лет? Пятьдесят пять? Пусть молодые берутся за дело…
– Это кто ж молодой? – Неожиданно веселеет маршал. – Семён? Да он на два годка только младше!
– … и он со временем уйдёт. – Сталин протягивает руку, показывая что встреча закончена. – Я вас, товарищ Ворошилов, неволить не могу, подумайте, до завтра.
Дверь кабинета открывается, Поскрёбышев пропускает вперёд начальника отдела руководящих партийных органов ЦК Георгия Маленкова, подвижного пухлого коротко постриженного мужчину средних лет в полувоенном френче защитного цвета. Тот быстро пересекает большой кабинет, энергично размахивая зажатыми в руке папками, и садится на стул, на который кивнул вождь.
– Как вы и просили, товарищ Сталин, – выкладывает папки на стол перед собой. – вот личные дела товарищей, отобранных по вашим указаниям.
Вождь становится рядом и просматривает их: первые две папки быстро отодвигает в сторону, а на третьей – его внимание задерживается.
– Что можете рассказать о Бурмистенко?
– 35 лет, родом из Саратовской области, работал в ЧК, милиции, – быстро перечисляет Маленков. – закончил Ленинградский коммунистический университет и Московский институт журналистики, три года проработал вторым секретарём Колмыцкого обкома, последний год – в моём отделе: работоспособный, исполнительный.
– Хорошо, – удовлетворённо кивает головой вождь. – я хочу на него взглянуть…
– Он сидит в приёмной.
– Что всех троих пригласили? – Поднимает брови Сталин.
– Нет, только его.
– Зовите. – Прячет улыбку в усах вождь.