— Отец сапоги ей купил, так она в них дырки проделала и какие-то цепи вставила! — с болью поведала Нина Сергеевна. — Вот как с ней?!
— Это все от сомнительных книг, — сказал Хазин. — Смотрите за ребенком, а то он еще сам начнет сочинять, а там и до безнравственности недалеко.
— Так давно сочиняет, — вздохнула Нина Сергеевна и посмотрела на ведро. — В тетрадку записывает, а нам не показывает. И все по ночам… А вы ей не покупайте мороженое, глупости все это на самом-то деле…
— У нас в институте была девочка… тоже стихи сочиняла, — сказал Хазин. — В основном лирику, ну и гражданственное немного. Про свободу, про неравенство…
— Про экологию, — добавил я.
Нина Сергеевна солидарно покивала, видимо, и Аглая экологии не чуралась.
— Мы с этой девочкой вместе учились, — пояснил Хазин. — Ее звали Анжеликой. Крупная такая… Но талантливая.
— И что с ней стало? — спросила Нина Сергеевна.
— Ничего. Жива. Иногда пишет про свои похождения в журналах… То есть я хотел сказать, она много ездит по миру.
Нина Сергеевна сбилась, растерянно посмотрела на меня.
Я не знал, что сказать, нащупал в кармане утреннего клопа. Помолчали. Нина Сергеевна очнулась первой.
— А правда, что у нас не бумажный комбинат собираются строить, а атомную электростанцию? — спросила она.
Хазин многозначительно вздохнул, а я отрицательно покачал головой. Нина Сергеевна понимающе улыбнулась.
— Я читала в газете, что если в городе атомная электростанция, то на пенсию можно на пять лет раньше выходить. Как на Севере. И еще к зарплате коэффициенты…
— Совершенно верно, — подтвердил Хазин. — У меня брат живет возле атомной электростанции, у него все повышенное. И раз в три года бесплатный проезд.
— Очень хорошо! А то у нас с безработицей, сами понимаете…
— Не всех возьмут, — предупредил Хазин. — Электростанция не резиновая, а желающих, наоборот, полгорода. Кадровый вопрос будет обостряться по мере продвижения строительства…
Из кабинета выглянула Аглая, Нина Сергеевна погрозила ей кулаком.
— Котлован копают вовсю, — сказал Хазин. — В «Сельхозтехнике» скоро временный офис откроют, первым делом отдел кадров. И вот когда будут набирать персонал, там спросят прямо…
Хазина понесло, я схватил его за руку, вытолкал из библиотеки, дотащил до машины и вставил за руль. Сам быстренько обежал вокруг и уселся рядом.
— Ты что, Витенька, не видишь?! «Растебяка» раскинула над нами свои мохнатые крылья. Я был расстрелян из плевалки и скончался к утру…
На крыльце показалась Нина Сергеевна.
— Я нашла для вас кое-что интересное! — громко сказала Нина Сергеевна. — Очень хороший материал!
Хазин газанул, мы покинули библиотеку.
До Казначейства от библиотеки меньше километра. Само здание находилось недалеко от пожарной части, мы с Хазиным сюда пока не заглядывали. Аглая не обманула — напротив Казначейства возвысился нарядный красно-желтый домик, над зеленой крышей развеселыми синими буквами улыбалась вывеска «РАСТЕБЯКА». В букву «Б» выглядывал щекастый Колобок.
— Я люблю этот город, — сказал Хазин. — Здесь интересно и познавательно.
Колобка он сфотографировал несколько раз.
— «Растебяка», — прочитал я. — Что такое «растебяка»?
— Экономический рост, — пояснил Хазин. — Приток инвестиций. Копают котлован. На почту прокладывают интернет. Открывают кафе, шашлычные, пивные и… растебячные. Думаю, «растебяка» — это производное от расстегая и кулебяки. Некоторое синтетическое блюдо, гибрид.
Хазин указал на витрину, где изображался раскрытый пирог, из которого торчала куриная ножка. Аппетитно.
— Однако если «растебяка» — это гибрид расстегая и кулебяки, то что есть гибрид кулебяки и расстегая?
— Кулераст? — предположил я.
Хазин удержался, но с заметным трудом. Я на всякий случай достал блокнот и записал.
— Думаю, надо осмелиться и войти, — предложил я. — Адмирал Чичагин одобряет решительных.
— Растебяка выглядит решительно, — Хазин кивнул на витрину. — Хотел бы знать, как выглядит кулераст.
— Все-таки войдем, — сказал я.
И толкнул стеклянную дверь.
Внутри было новенько и блестяще. Мы устроились за столиком у окна с видом на пожарную часть, подбежала расторопная официантка.
— Нам растебяку, — попросил я. — Горячую и сытную, пожалуйста.
— И два темных, пожалуйста, — попросил Хазин.
— Мне светлое, — уточнил я.
Официантка принесла две кружки эля и один лагер, поставила их на причудливые, в виде толстой кляксы, бирдикли.