– Скорее, второе, – сыскник снова принюхался. – Мы не бедствуем, а в лавке для пробы так сильно не надушат. Хотя, – он повернулся к очагу и рассмотрел затяжки на платке, – девица может быть и не девицей. Вы ведь тоже не в модном цвете, а?
– Ну, я – это я, – засмеялась матушка Шанэ. – Я – старая чудачка и люблю свои старые вещи. Чем вещь старше – тем любимей и тем больше душу греет. Ой, сынок… Да и сирень – она тоже не для молодиц… Но платок-то девчоночий, две мои младшие дочки в таких ходят. Он же тоненький совсем, для красоты. А мы, постарше, потеплее вещи любим. Или… всё-таки приезжая. Не ожидала скорых холодов, да? – матушка оживилась. Она обожала строить предположения. – И денег лишних нет, чтоб купить потеплее. А сирень… А ведь в лавках можно надушиться за деньги. Учти, сынок. Не на пробу – чуть-чуть и бесплатно, а именно на день и за деньги. Это дешевле, чем целую склянку покупать, потому и в ходу. Слыхал о таком?
– Найдём, – повторил Рьен и положил шейный платок на стол, – с такими-то приметами. А если платок речной воды не касался и в тумане не побывал, то мой колдун быстро след возьмёт.
Он внимательно посмотрел на тень – на понурую курчавую голову. И мягко спросил:
– Ещё что-нибудь добавишь?
Голова качнулась: нет.
– Тогда я вас оставлю, – Рьен поспешно встал. – Побегу догонять своего помощника.
– Конечно, – бодро подскочила матушка Шанэ и остро глянула снизу вверх: – В верхнем ящике комода, где у тебя чаи, белый мешочек с травами – для семьи. Узнаешь, кто убил, – заходи после девяти вечера. Чтобы Дьёр услышал. Тогда он сможет спокойно уйти в свою реку. А я тебе ещё чая целебного дам. Ты зря, сынок, стесняешься. Ведь помогает же? Да?
– И ещё как, – улыбнулся сыскник. – Спасибо вам.
– Жду, – подмигнула она. – И обязательно с подробным рассказом.
– Сдаётся мне, вы уже всё знаете, – заметил Рьен прозорливо. – Кто, когда, за что…
– Ничего подобного я не знаю, – разгладила подол платья матушка. – Я сильна в поисках и предположениях, а вот правда от меня всегда прячется, – и торопливо, шёпотом: – Ну хоть подскажи, сынок! Ни денег у мальчика, ни дела, до зависти прибыльного, ни жены-красавицы… Ну за что?
Рьен глянул на свои бумаги, на тень и тихо ответил:
– Если у парня нет больших денег, это не значит, что та же его троюродная тётка нищая. И имеет прямого наследника. Но это только одна из версий, матушка. Чаще всего убивают или из-за денег, или из-за вражды, или, так сказать, по любви, или по случайности-глупости. Я всегда начинаю с денег, и в большинстве случаев первопричина – именно они.
Беспокойный дождь шёл третий день – то мелко-мелко, почти не мешая, то хлёсткими злыми потоками, загоняя прохожих под крыши. Лишь реки радовались дождям – шипели, вскипали, вставали на дыбы, бились в каменных берегах. И в такую погоду только работники Речного ведомства и отдела наблюдения не сходили с набережных, постоянно замеряя уровень воды. Наводнения в Семиречье были редкостью – реки любили жизнь и живых, – но случались.
– Он придёт, – матушка Шанэ подлила Дьёру чая. – Не переживай, сынок. Скоро придёт. И ты обретёшь покой.
И не только мастер Рьен, подумала про себя матушка. Но об этом она пока не говорила. И не была уверена до конца, и не хотела портить возможный сюрприз.
Поэт взял чашку и грустно глотнул чаю. Он давно и сильно хотел удрать от опеки, но не выходило. И матушка запретила («Здесь, сынок, ты силу рек не впитаешь, и губительные изменения в тебе не начнутся. Сиди»), и чайная не отпускала. В прямом смысле слова. Войти в неё сквозь стены получилось, а вот выйти – уже нет.
Часы пробили девять, и в дверь постучали. Дьёр с матушкой одновременно выдохнули. Развлекать нервного призрака – та ещё забота.
– Вот видишь! – просияла она и крикнула: – Открыто!
Хотя на двери висела иная надпись – «Закрыто».
Мастер Рьен вошёл в чайную и затоптался на пороге. Вода стекала с его заколдованного плаща ручьями, но сам сыскник был сух и свеж. И очень доволен.
– Нашли, – торжественно сообщил он с порога.
– Сейчас чаю принесу, – засуетилась матушка Шанэ. – За это надо… посидеть.
Отдельные чашка с чайником для живых, отдельные – для мёртвых. Подобным образом стол накрывался много раз, но Рьен отчего-то до сих пор не привык сидеть за одним столом с призраком – и с двумя чайниками, и с чашками из разных наборов.
– Матушка… – глотнув чаю, Рьен с укором посмотрел на хозяйку чайной.
В его горячем питье явственно ощущалась капля мятной настойки.