Отец Браун указал на "Двойной портрет Арнольфини".
Обратите внимание на висящую на стене нитку янтаря с зелеными кистями. Это, разумеется, четки. Кроме того, она символизирует золотую цепь, соединяющую историю Ирландии и Фландрии, и ее бусины — столетия. Теперь мы имеем возможность истолковать картину в таком свете.
91. АПЕЛЬСИНОВЫЙ ЧАЙ
Панель, на которой выполнена картина, составлена из трех досок ирландского дуба.
На задней стене имеется надпись: "Johannes de Eyck fuit hic" — и под нею год: 1434. Сложите эти цифры, и вы получите двенадцать, а это трижды четыре. Четверка означает четвертое измерение, время.
"Johannes de Eyck fuit hic" можно перевести трояко: "Ян ван Эйк был здесь", "Ян ван Эйк был этим человеком" и "Ян ван Эйк был этим", то есть, дубовой панелью картины или самой картиной.
Не считая отраженной в зеркале пары, на «Портрете» видны три фигуры: мужчина, женщина и собака.
Косматый пес в зеркале не отражается. Но если представить его развернутым относительно головы, то мы увидим, что своими контурами его тело напоминает карту Ирландии, составленную из бесконечно запутанных волокон.
Мужчина — это Арнольфини, на французском также известный как Arnoul le Fin, то есть Арнуль Изощренный. Он купец, переводчик, специалист по тканям, что подтверждает роскошная накидка, ниспадающая непрерывными складками бездонной глубины. Изображенный ван Эйком, он вполне может быть и самим ван Эйком.
Еще настойчивее о складках пространства и времени напоминает зеленое платье женщины. Взгляните на отороченный мехом разрез огромного рукава, изгиб которого украшен вертикальными полосками материи, собранными в похожие на четырехлистный шамрок мальтийские кресты. Непосредственно под манжетой полоски располагаются тремя набегающими друг на друга ярусами, каждый в три креста шириною, вторя сборкам самого рукава. Здесь всё складки, рюши, прорезы — троится в собственном единстве.
Пять слоев покрывал на голове дамы, на самом деле — одно покрывало, пятикратно сложенное. Эти пять пятых — пять провинций Ирландии. Итак, женщина — тоже карта Ирландии. А еще она св. Димпна, покровительница лунатиков — и тех, кому являются видения.
Рама зеркала имеет зубчатую форму, словно шестерня в часах. Две виднеющиеся в нем фигуры готовы войти в нарисованную комнату из другого пространства-времени. Они — кто угодно и откуда угодно. Это можете быть вы или я.
У окна шесть ставен, у канделябра — шесть лучей.
В одном из подсвечников горит одна-единственная свеча.
Один апельсин покоится на подоконнике.
Три апельсина лежат на дубовом сундуке у окна.
Если сложить все эти обстоятельства, то суть будет ясна: "Двойной портрет" — это врата, открывающиеся в обе стороны. Картина, ныне выставленная в Национальной галерее в Лондоне, была написана первой, и с ее помощью ван Эйк перенесся в Ирландию, где создал ту, что сейчас перед вами. В результате рыцарские ордена Золотого руна и Золотой цепи слились воедино. Лондонский образ, на протяжении столетий оторванный от изначального местоположения и открытый взорам миллионов неверующих, уже давно утратил свою силу. И только наш сохранил истинное видение ван Эйка.
У нас в архиве хранится памятная записка ван Эйка с рассказом о том, как он создал эти картины. Затем следует отчет о его пребывании в Геле. В постскриптуме он добавляет, что в три апельсина на дубовом сундуке впрыснут концентрат Чая из трилистника, которого хватило бы на все население Брюгге с округой и местечками, умноженное на три. А это количество, как оказалось, с весьма точным приближением соответствует современному населению шести графств Северной Ирландии.
Все, что вам остается сделать, это войти в картину, встретиться с ван Эйком и вернуться с апельсинами. Но прежде чем вы отправитесь, есть ли какие-нибудь вопросы?
92. МАРЕНОВЫЙ
Я поднял руку. Всё время, пока говорил отец Браун, у меня было чувство смутной тревоги, которая теперь обрела ясность.
Я вас правильно понял — мы отправимся в Брюгге XV века?
Совершенно верно, ответил отец Браун, хотя в какую именно точку в пространственно-временном континууме, мы точно сказать не можем. Однако мы можем с полным основанием предположить, что картина сама вас сфокусирует и что вы появитесь в мастерской ван Эйка около того времени, когда он закончил лондонскую картину, в день св. Евангелиста Луки в 1434 году.
Простите за любопытство, сказал я, но когда мы с Береникой в первый раз вошли в картину, местность, где мы очутились, выглядела как графство Даун в наши дни, и, кроме того, мы, по-видимому, утратили контроль над своими перемещениями. Как знать, не случится ли подобное опять?
Резонный вопрос, согласился отец Браун, на который я мог бы ответить весьма обстоятельно, упомянув сравнительно низкую силу воздействия Чая, который вы приняли в тот вечер, вашу неосведомленность в истории картины, тот факт, что она находилась не на своем изначальном месте — здесь, в графстве Даун, — а в кабинете твоего дяди Селестина, и так далее. Когда вы вошли в картину, вы не почувствовали, что одеты так же, как мужская и женская фигуры?
Почувствовали, сказал я.
Этого и следовало ожидать, учитывая, что на вас была одежда середины XX века. Аконит в Чае из трилистника — известный также как борец сильнодействующий корригент ощущаемого анахронизма. Поначалу вы решили, что оказались в Брюгге 1434 года, поэтому мысленно одели себя соответствующим образом. Но когда вы поняли, что на самом деле находитесь в 1959-м или около того, все пошло вкривь и вкось, так ведь?
Верно, согласился я.
На сей раз, продолжал отец Браун, наши портные приготовили для каждого из вас платье, аутентичное в каждой складке, вставке, шве, сборке и плиссировке. Материалы сотканы вручную и вручную же сшиты нитью, свитой на прялке с ножным приводом, окрашены натуральными красителями, и всё одеяние опрыскано настоем трилистника, содержащим тройную дозу аконита. Надеюсь, вы останетесь довольны своими костюмами. Даже собаки на улицах будут принимать вас за жителей Брюгге пятнадцатого столетия. Но гораздо важнее для вашего предприятия — Метерлинк, третий элемент. В Брюгге 1434 года вы с Береникой заблудились бы, даже если бы вам удалось туда попасть, что без Метерлинка вовсе не гарантировано, поскольку магическое число картины — тройка. Метерлинк дышал воздухом Фландрии, он говорит на ее языках. Разумеется, французский и фламандский с тех пор несколько изменились, однако больших трудностей с пониманием у него не возникнет, а любые различия в произношении и словоупотреблении ему будет легко объяснить, назвавшись сыном голландского торговца, сопровождающим своих друзей из Ирландии, которая тогда, как и сейчас, находилась с Фландрией в прекрасных отношениях.
Нам подумалось, что, дабы не вызвать подозрений, Беренику лучше одеть мальчиком, поскольку юной даме не пристало появляться на людях без дуэньи или компаньонки. Вот ее наряд, подходящего к случаю цвета синего гелиотропа, называемого так за то, что он поворачивается к солнцу и потому является своего рода часами. У вас с Метерлинком одежда красного маренового цвета, ведь лучшая марена неизменно выращивалась в Голландии, и это придаст убедительности вашей конспирации. Гелиотроп и мареновый — цвета двух входящих в комнату фигур, отражаемых в зеркале ван Эйка. Будем надеяться, что втроем вы войдете в нее столь же легко. Что касается вашего возвращения, то вот вам три пузырька с Чаем из трилистника; примите его перед тем, как пожелаете войти в картину с той стороны.