Мы все пятеро — я, отец, Оленька, её сестра Наталья и мама Тамара Петровна — сидели в большой комнате.
Тамара Петровна была женщиной слишком эмоциональной, импульсивной, любила много рассказывать и спрашивать, всегда докапываться до сути предмета и страдала тем, что напрочь забывала о своих прошлых темах разговора и каждый раз повторялась, когда мы вновь приезжали к ней. Сразу привыкнуть к подобным нагрузкам было трудно, но по истечении нескольких месяцев мы с отцом стали спокойно воспринимать эту особенность Тамары Петровны. Живя тихо и смирно без мужа в трёхкомнатной квартире, постоянно видя только младшую молчаливую дочь Наталью, она часто лишалась возможности выплеснуть свои чувства и мысли, поэтому наши появления в доме на «Планерной» искренне радовали Тамару Петровну, она находила в нас благодарных слушателей и собеседников.
Добротное, полноватое тело МАМЫ покрывалось свободным, широким платьем цвета голубой волны, а чуть выше правой груди была приколота декоративная маленькая ракушка бледно-светлого оттенка. Свои русые пышные волосы она всегда убирала по старинке назад — большим и круглым пучком, любила щедро припудриться, прикрасить глаза и губы.
Наши бокалы и рюмки звякнули хрусталем, и все дружно выпили, я с отцом — водочки, Оленька — «Арбатское», Наталья с Тамарой Петровной предпочитали шампанское.
Тамара Петровна сказала:
— Дорогие мои, прошу вас больше всего налегать на салаты! Если останутся — всё отправлю на помойку!
Отец поперхнулся и не на шутку закашлял. Я быстро помог несчастному и несколько раз постучал по спине.
— Мамочка, — с большим укором заметила Оленька, но тут же улыбнулась, дабы не обидеть Тамару Петровну, — ты говорила об этом недели две назад, дорогая.
— Неужели?.. — мама очень удивилась. — Ничего страшного, можно повторить ещё раз! Я к тому, что остатки салатов, пролежавшие в холодильнике, вредны для организма: окисления, канцерогенные образования! Мы с Наташей… — она не успела закончить.
— … бережём своё здоровье и не едим остатки салатов, — размеренно и шутливо договорила Оленька.
— Конечно, — кивнула Тамара Петровна, — и не только остатки салатов!
Отец подхватил со знанием дела:
— Это кстати есть безжалостный закон всех ресторанов. Там все оставшиеся салаты тоже выбрасывают, а на следующее утро делают для гостей совершенно свежие. В свои тяжёлые студенческие годы я как раз подрабатывал на кухне, в цехе холодных закусок. Ох, нагляделся! И что самое интересное…
— Отец, — остановил я, — ты уже говорил об этом недели две назад…
— Я знаю, сын мой, — спокойно ответил он. — Как джентльмен я же должен поддержать МАМУ.
Мама засмеялась, захлопала в ладоши и сказала довольная:
— Вы — прелесть, Юрий Семёныч! Вы всегда вовремя! Вы всегда меня понимаете!
Отец от души раскланялся в сторону Тамары Петровны, не упуская возможности проявить своё актёрское дарование, и спросил:
— А как там наши братья киргизы? Они благодарны вам?
— Ещё бы! Я же каждый день выношу всё в чистых целлофановых пакетах и не только остатки салатов — у меня много другого остаётся — и аккуратно кладу рядом с помойными бачками!
— Ма-моч-ка-а-а, — пропела Оленька, и почему-то недовольно посмотрела на отца.
Молчаливая Наталья иронично хмыкнула и стала накалывать вилкой грибочки.
Отец — хорошо подогретый водочкой и на взлёте своего куража — шутил и бессовестно эксплуатировал забывчивость Тамары Петровны:
— За такие харчи, скажу я вам, братья киргизы должны трудиться и трудиться.
— А как же! — ответила Тамара Петровна. — Два месяца назад совсем бесплатно поставили новый унитаз!
— Надо же, какие люди — бесплатно поставить унитаз!
— Мамочка, — снова вклинилась Оленька, — Юрий Семёныч прекрасно знает про унитаз. Может быть, о чём другом?
— Подожди, доченька, не всё так гладко как с этим унитазом! — загорелась мама. — Тут, Юрий Семёныч, жена одного киргиза-дворника у меня в квартире убирается, а раньше до неё другая работала, так вот эта другая когда-то украла серебряную ложку с вилкой! А у меня же помимо ложек с вилками полно ценных вещей!
— Да что вы говорите?!. Например!
— Пожалуйста, начнём с маленького гардероба…
— Мамочка, про твои гардеробы всем сидящим здесь давно известно, — и Оленька опять посмотрела на отца.