— Неужели известно?.. — удивилась Тамара Петровна. — Так вот, я теперь за новой киргизкой наблюденье веду, недавно скрытые камеры поставила, видеозаписью называются! И в кухне поставила, и в прихожей, и в комнатах! Доверяй, но проверяй!
— Это же большой шик, Тамара Петровна! — заметил отец. — Видеозапись! О-хо-хо, это же дорого!
— Не дороже папиных денег… — пояснила Оленька.
— Конечно, — кивнула Тамара Петровна, — и не только остатки салатов!
Отец подхватил со знанием дела:
— Это кстати есть безжалостный закон всех ресторанов. Там все оставшиеся салаты тоже выбрасывают, а на следующее утро делают для гостей совершенно свежие. В свои тяжёлые студенческие годы я как раз подрабатывал на кухне, в цехе холодных закусок. Ох, нагляделся! И что самое интересное…
— Отец, — остановил я, — ты уже говорил об этом недели две назад…
— Я знаю, сын мой, — спокойно ответил он. — Как джентльмен я же должен поддержать МАМУ.
Мама засмеялась, захлопала в ладоши и сказала довольная:
— Вы — прелесть, Юрий Семёныч! Вы всегда вовремя! Вы всегда меня понимаете!
Отец от души раскланялся в сторону Тамары Петровны, не упуская возможности проявить своё актёрское дарование, и спросил:
— А как там наши братья киргизы? Они благодарны вам?
— Ещё бы! Я же каждый день выношу всё в чистых целлофановых пакетах и не только остатки салатов — у меня много другого остаётся — и аккуратно кладу рядом с помойными бачками!
— Ма-моч-ка-а-а, — пропела Оленька, и почему-то недовольно посмотрела на отца.
Молчаливая Наталья иронично хмыкнула и стала накалывать вилкой грибочки.
Отец — хорошо подогретый водочкой и на взлёте своего куража — шутил и бессовестно эксплуатировал забывчивость Тамары Петровны:
— За такие харчи, скажу я вам, братья киргизы должны трудиться и трудиться.
— А как же! — ответила Тамара Петровна. — Два месяца назад совсем бесплатно поставили новый унитаз!
— Надо же, какие люди — бесплатно поставить унитаз!
— Мамочка, — снова вклинилась Оленька, — Юрий Семёныч прекрасно знает про унитаз. Может быть, о чём другом?
— Подожди, доченька, не всё так гладко как с этим унитазом! — загорелась мама. — Тут, Юрий Семёныч, жена одного киргиза-дворника у меня в квартире убирается, а раньше до неё другая работала, так вот эта другая когда-то украла серебряную ложку с вилкой! А у меня же помимо ложек с вилками полно ценных вещей!
— Да что вы говорите?!. Например!
— Пожалуйста, начнём с маленького гардероба…
— Мамочка, про твои гардеробы всем сидящим здесь давно известно, — и Оленька опять посмотрела на отца.
— Неужели известно?.. — удивилась Тамара Петровна. — Так вот, я теперь за новой киргизкой наблюденье веду, недавно скрытые камеры поставила, видеозаписью называются! И в кухне поставила, и в прихожей, и в комнатах! Доверяй, но проверяй!
— Это же большой шик, Тамара Петровна! — заметил отец. — Видеозапись! О-хо-хо, это же дорого!
— Не дороже папиных денег… — пояснила Оленька.
— Да! — с гордостью ответила мама. — Хотя папа давно живёт в другой семье, но до сих пор очень хорошо нам помогает, очень!
— А у нас дворники сплошные калмыки! — сказал отец. — Я их, правда, не кормлю, но однажды сдуру доверился и попросил помыть машину! Помыли так, что весь багажник поцарапали!
— Надо же! — всплеснула руками Тамара Петровна. — Это всё потому, что не кормите! Я вам точно говорю!
— Позвольте, но вы-то кормите, а ложку с вилкой киргизка всё равно упёрла!
— Есть предположение, Юрий Семёныч, — ответила мама, — что муж не давал своей жене мои изумительные салаты, всё сам ел, она и обозлилась!
— Что вы говорите?!. Какой нахал!
Поражаясь отцовской манере и ещё больше — памяти Оленькиной мамы, я улыбнулся, перестал слушать их разговор и посмотрел на младшую дочь Тамары Петровны.
Наталья, сидевшая рядом с ней, являла собой абсолютно противоположный образец, нежели старшая сестра — образец дурнушки, словно их изваяли разные отцы.
Глаза Натальи были похожи на маленькие блестящие бусинки. Широкий и чуть вытянутый нос имел небольшую горбинку. Тонкие, длинные губы открывали во время еды некрасивые мелкие зубы. Пышные и чёрные как смоль волосы были накручены «наивными барашками», спадали ниже плеч и почти прятали смуглое от природы лицо. Под белой рубахой, вышитой южным красным солнцем и разлапистыми пальмами, торчали два бугорка созревшей девичьей груди — недавней выпускницы одиннадцатого класса.