— Боже! Вы слышали?!. Это она-то будет бороться с преступностью!
Меня, откровенно говоря, до того поразили Натальины слова, что тот маслянистый грибок, который она эротично кусала, был напрочь мной забыт, и я увидел сейчас очень серьёзно настроенного человека.
— Прекрасно сказано: «бороться с преступностью»! — произнёс я. — Человек стремится к благородному делу! Молодец!
— Костик, — возразила Тамара Петровна, — что же в этом прекрасного и благородного?!. Ничего себе «благородство»… каждый день глядеть на эти убийственные рожи! Страх господний!
— Да подождите, Тамара Петровна! Ей, по-моему, и страх ни по чём!
— Да какой там страх, — сказала Оленька. — Она в детстве каждый день на крышу высоченного дома лазила. Заберётся, сядет и смотрит вниз на девчонок, рисующих на асфальте зайчиков да цветочки. Однажды поспорила с мальчишками и перелезла по пятому этажу с одного балкона на соседний, и две шоколадки выиграла.
Мама прикоснулась рукой к сердцу и воскликнула:
— Боже мой, Оля! Ты когда об этом вспоминаешь, мне аж дурно становится!
Глядя на юную героиню, отец задумчиво протянул:
— Ага-а-а, вот мы оказывается какие… а лицо у тебя смиреной пассии… очень интересный типаж, достойный кисти художника…
— Какая там пассия, господи! — ахнула Тамара Петровна. — Криминалист!
— А почему бы и нет, мама? По-твоему криминалист не может быть пассией? — с достоинством ответила Наталья.
— Ах, молодец! — одобрил я. — Вот молодчина! Извините, Тамара Петровна…
— А знаешь что, Наталья… — сказал отец, приглядываясь к ней, — я давно хочу написать тебя… эти завитушки волос… этот тёмный цвет кожи… эти непохожие ни на чьи глаза с острым блеском маленьких бриллиантов… Ты как относишься к моему предложению?
Оленька опередила сестру и не очень довольная помотала головой:
— Та-а-к, художники воспарили…
— Не знаю, — ответила Наталья и опустила лицо, — меня никто никогда не рисовал.
— Вот и попробуем! Тут главное терпеливо сидеть и позировать! Вытерпишь?
— Да всё она вытерпит, Юрий Семёныч! — решительно сказала Тамара Петровна. — Когда захотите, тогда забирайте и рисуйте! Это даже очень хорошо, может к искусству приобщится и забудет своих бандитов!..
Юй Цзе быстро убрала взгляд, не в силах больше смотреть на то возбуждённое место голого императора, что находилось ниже живота.
— Глупышка, — сказал он, — ты просто ещё не представляешь, до чего приятно лежать со мной. Привыкай — привыкай. Ты же знаешь, что ни одна из моих наложниц, кроме тебя, не удостоена чести родить мне наследника. Ложись, Юй Цзе, смелее, — и взял её за руку.
Панический страх охватил девушку, и она отскочила назад.
— Прошу вас, император, только не сейчас! Прошу! Я не готова! Давайте вечером, умоляю! — она подняла трясущиеся ладошки и прикрыла лицо. — Умоляю!
— Ну-ну-ну! — успокоил он. — Что ты? Что ты? Нельзя же так нервничать и превращать самый сладкий момент жизни в пытку! Перестань!
Глаза Юй Цзе увлажнились, и по щекам покатились слёзы.
— Ну-у, во-о-т, — расстроился император, — мы заплакали. Подойди ко мне, я вытру.
Она подошла, и он ладонью промокнул слёзы — заботливо и нежно.
— Больше так никогда не делай, не плачь в таких моментах. Хорошо?
— Хорошо… — дрогнувшим голосом ответила она.
— Умница. Ладно, успокойся, тебе нельзя волноваться, сейчас просто одень меня, и ты свободна до вечера, — он присел на край постели и вытянул ноги.
Юй Цзе быстро схватила штаны, засуетилась, желая быстрей закончить процедуру и удалиться.
— До чего же ты глупышка, — засмеялся он. — Совершенная глупышка. Ребёнок ты мой.
Юй Цзе натянула штаны на ноги императора, он встал с постели, и девушка подняла их выше, наконец-то спрятав возбуждённое императорское достоинство. Надев халат и завязав его широким атласным поясом, она вздохнула и замерла.
— Вот и всё, молодец. Дай мне свои губки, я поцелую тебя, и можешь идти.
Юй Цзе покорно подставила губы — это было проще в данной ситуации, император ровно три раза мягко поцеловал её и кивнул на дверь.
Она подняла ладошки маленькой лодочкой, поклонилась и ринулась прочь.
— Погоди, — остановил он, — забыл спросить: мой слуга Ван Ши Нан не слишком назойлив по отношению к тебе?
— Нет, — сказала она, уже держась за ручку двери, — он только дарит подарки.
— Какие?
— Сладости.
— А беседы ведёт с тобой?
— Иногда.
— Какие?
— Рассказывает сказки.
— О чём?