— О любви.
— Ступай и позови Ван Ши Нана.
Юй Цзе стремительно вышла.
Император потрепал за ухо спящую на подушке собачонку, и посмотрел на дверь, где уже смирно стоял слуга Ван Ши Нан.
— Ты как всегда очень скор, словно слышишь за дверью мои слова, — не совсем довольным тоном проговорил император.
Слуга промолчал и поклонился.
— Подойди к окну и посмотри во двор.
Ван Ши Нан засеменил к окну, отдёрнул штору и стал смотреть.
— И что ты видишь?
— Котлы с водой, — спокойно ответил слуга.
— Ещё.
— Колесо для ломки костей.
— Ещё.
— Беседку с пиалой для яда.
— И что бы ты выбрал?
— Ничего.
— Как «ничего»? А если бы я приказал тебе? — в голосе императора прозвучали повелительные нотки.
— Не вижу причины, — смело ответил Ван Ши Нан и повернулся к нему, — я служу вам честно и преданно.
Император хмыкнул и ответил:
— А мне кажется… что честность и преданность ты слегка омрачил…
— Чем же?
Император теперь буквально выкрикнул:
— Своим чрезмерным вниманием к моей любимой наложнице Юй Цзе!
— Я верен вам как старый пёс, готовый не пить и не есть ради вашего здоровья и процветанья, император. Не стоит слушать глупую девочку.
— У меня, Ван Ши Нан, для моих ушей есть источники посерьёзней, чем глупая девочка!
— Придворные Мандарины?
— Ты слишком дерзок, чтобы я отвечал тебе!
— Моя дерзость не выходит за пределы того, что каждый день я снимаю пробы с вашей пищи, ваших напитков и ваших мазей, чтобы не допустить отравления императора хитромудрыми Мандаринами. И вы прекрасно знаете об этой моей… дерзости… — слуга поклонился.
Император помолчал и покрутил головой, разминая шею, а потом сказал уже несколько щадящим тоном:
— И всё же, Ван Ши Нан, чтобы ты выбрал из этих трёх вариантов, коснись вопрос твоего наказания: быть сваренным заживо в котле? быть заживо раздавленным колесом? или войти в беседку и выпить пиалу с ядом?
Слуга молчал и глядел себе под ноги.
— Я же не тащу тебя во двор, Ван Ши Нан, я просто требую простого ответа.
— Вошёл бы в беседку… — через силу ответил слуга.
— Так вот, я не желаю тебе даже этого, поэтому очень прошу: утихомирь свой жаркий пыл старого жеребца к моей юной наложнице Юй Цзе, — и тут же спросил совсем о другом. — Как там утренний чай? Готов?
— Готов.
— Идём же.
Ван Ши Нан развернулся и первый пошёл к двери.
Открыв дверь, он шагнул в сторону, учтиво пропуская вперёд императора…
Соседняя комната была большой и просторной.
На полу лежал пёстрый дорогой ковёр.
С потолка свисали голубые и лёгкие драпировки, напоминая застывшие морские волны.
Все стены были украшены мечами, кинжалами и круглыми щитами, с блестящих поверхностей которых глазели барельефы тигров, львов, леопардов и драконов.
У каждой из трёх дверей комнаты находилось по два стражника с тонкими и длинными пиками. Как только вошёл император — стражи порядка, словно заведённые механические болванчики, одинаково потоптались на месте в знак приветствия, подняли пики и снова замерли.
По обе стороны открытого окна красовались в шёлковых платьях особо приближенные Мандарины — человек десять. Они поклонились и застыли в подобострастных позах.
В центре комнаты, куда сразу направился император, выделялся круглый инкрустированный стол с чайным императорским прибором, большим белым кувшином с утренней росой и пузатым заварным чайником, из носика которого струился пар.
Император сел за стол в широкое удобное кресло и одними глазами дал команду Ван Ши Нану.
Тот подошёл, привычно взял пиалу и немного налил из чайника тёмной пахучей жидкости, затем поднёс ко рту и начал пить мелкими глотками, делая после каждого небольшую осознанную паузу.
Император, затаив дыхание, нетерпеливо ждал, но старался казаться спокойным и безразличным…
Я увлечённо и до страшного самозабвения стучал по клавишам компьютера, буквы скакали и собирали мои мысли на белой странице монитора в яркие, звучные предложения, а губы без устали шептали:
«…Император, затаив дыхание, нетерпеливо ждал, но старался казаться спокойным и безразличным…».
Мной овладела огромная радость творчества; она заставила сладко потянуться, поднять руки вверх, потом расслабиться, откинуться на спинку стула, уставиться в потолок, затем вскочить и с удовольствием подумать о том, что всё даже очень недурно получается.
В квартире никого не было. Оленька уехала на репетицию, отец — в Союз Художников, и я начал бродить туда-сюда в своих раздумьях, зашёл на кухню, выпил воды из графина — хотя совсем не хотел этого, машинально открыл холодильник и проверил его содержимое — сам не зная зачем, вышел в коридор и стал ходить по нему.