— Где они сейчас? — наконец спросила она.
— У Кэнди, — ответил Алекс.
— Отлично. Поехали.
Когда они доехали до дома Кэнди, было уже почти девять. В спальне наверху горел свет, и Кристина вошла без звонка — она знала, что Кэнди никогда не запирает двери. Большой Алекс последовал за ней, вверх по лестнице, в спальню.
Простыни были из алого шелка; стены — в основном зеркальные. Кристина с некоторым удивлением заметила, что у Кэнди на ногах целлюлит, несмотря на все ее диеты. Джек лежал ничком, словно у него очень сильно болел живот. Кристина так давно не видела его раздетым, что он показался ей незнакомцем.
— Господи, Кристина…
Он попытался встать, но наручники — во всяком случае, они выглядели как наручники, несмотря на мех и перья, — не дали. Она всегда думала, что Джек не интересуется сексом. Теперь она поняла, что он не интересуется сексом конкретно с ней: то, что на нем было надето, и разнообразные предметы, разложенные на тумбочке, говорили о богатом сексуальном опыте и смелой фантазии.
— Послушай… — произнес он.
— Так вот, значит, как они выглядят в надетом виде, — сказала Кристина. — Талия тридцать два дюйма, верно? У тебя скорее тридцать четыре.
Да, это была ее работа: она узнала бы эти вещи и с закрытыми глазами. Черные, кожаные, с декоративной вставкой, заклепки по шву. И конечно, разрез. Кэнди — в шнурованных сапогах и тех самых трусиках с вентиляцией — уставилась на нее, разинув рот.
Более жестокой измены не бывает. Такая пошлость — муж и лучшая подруга, изображали взаимную неприязнь и при этом встречались прямо у нее под носом, и этот обман придавал их связи особую остроту. Кристина подумала о себе: как сидит за швейной машинкой, погрузившись в свои маленькие грезы, — «Кристина, бедная дурочка, думает, это для танцев. Если ей показать вибратор, она и не поймет, что это», — а Джек с Кэнди играют в свои игры и хохочут до упаду при мысли о своей хитрости и испорченности.
Кристина поняла, что ее, как ни странно, злит больше всего не сам факт измены, а то, что они занимались этим в ее вещах — в ее вещах, которые она создавала так любовно. Только представь Кристину, одетую вот в это! Призрачный смех в темной комнате. Как они, должно быть, хохотали! Ничего, подумала Кристина, есть же пословица: «Хорошо смеется тот…» И внезапно, неожиданно заулыбалась.
— Кристина, — сказал Джек. — Я думаю, нам надо поговорить.
Но Кристина уже отвернулась. И только Большой Алекс, который стоял в дверях, видел ее опасную улыбочку.
На тумбочке у кровати она нашла еще пару наручников со страусиными перьями, а также цифровой фотоаппарат и большой моток широкой черной изоленты. Кристина не сразу разобралась, как обращаться с фотоаппаратом, но потом все оказалось очень просто. Она сфотографировала парочку с разнообразных ракурсов, порой прерываясь, чтобы поправить складку ткани или разгладить морщинку на мягкой коже. Она радостно подумала, что они так хорошо смотрятся вместе; и выглядят отлично, почти как профессиональные модели…
— Я хочу разделить бизнес, — сказала она, осторожно пряча фотоаппарат в карман. — Моя доля — и половина доли Джека, разумеется, — у меня будет хорошенький стартовый капитал.
Она посмотрела вниз, на мужа, который, побагровев, извивался на кровати. Она чувствовала себя в своей стихии — в кои-то веки, — хотя еще не до конца прочувствовала привлекательность всех этих аксессуаров. Но все же, подумала она, в жизни надо все попробовать хоть по разу.
— Я, наверное, буду продавать через интернет, — задумчиво сказала она. — Раз это до сих пор работало. И кроме того, — она пригнулась к Кэнди и Джеку, разматывая связывавшую их черную изоленту — очень жалко будет, если такие замечательные фотографии пропадут зря, правда?
— Ты не посмеешь, — гневно ахнул Джек.
— Ну почему же, — ответила Кристина.
— Как? В одиночку?
Она посмотрела на Большого Алекса.
— Не совсем, — ответила она.
Большой Алекс посмотрел на нее, словно не до конца поняв услышанное.
— «Кожаный мир Алекса и Кристины». Неплохо звучит?
Алекс ухмыльнулся и покраснел. Потом обнял ее, сияя глазами. Мгновение Кристина блаженно задыхалась в его объятиях, наслаждаясь роскошным ощущением близости кого-то очень большого — кого-то, кто весит гораздо больше нее. Алекс излучал определенную чувственность, несмотря на свои габариты, а может быть, и благодаря им; ощущение текстуры, напомнившее ей вечера за швейной машинкой, — минус одиночество. Это было настоящее откровение. Она подняла глаза и увидела, что он тоже на нее смотрит, и в его шоколадно-карих глазах пляшут огоньки. Ее сердце стучало, как швейная машинка. Она с усилием высвободилась из его объятий и повернулась к тумбочке, зная, что у них еще будет время насладиться друг другом; зная, что надо сделать еще одну вещь, связать последнюю разорванную нить.