Тем не менее на третий день медового месяца Джек начал замечать в молодой жене все большую раздражительность.
Конечно, это не его вина, что гостиница слишком маленькая, а на улицах так людно и что у Мелиссы украли сумочку во время первого же выхода в город. Тем более он не виноват в том, что в большинстве неаполитанских ресторанов не могут или не хотят готовить в соответствии с потребностями Мелиссы — вегетарианки, не переносящей лактозу и, главное, пшеницу, — или хотя бы понять, чего она требует; в результате, хотя эти три дня она почти ничего не ела, живот у нее болезненно раздулся, и местные женщины (дружелюбные, и даже, пожалуй, слишком) взяли привычку дружески гладить ее по округлости и спрашивать на ломаном английском, когда должен родиться bambino.[71]
Однако это Джек выбрал Неаполь для свадебного путешествия, будучи сам на четверть неаполитанцем (по матери); в студенческие годы он пробыл в Неаполе три недели, и потому, как заявила Мелисса, у него была куча времени, чтобы ознакомиться с этой проклятой дырой.
Мелиссе было двадцать шесть лет, и она была хороша гомогенизированной прелестью, происходящей от молодости, хорошего портного, дорогой косметической стоматологии и большого количества свободного времени. Она сама не горела желанием делать карьеру, но ее родня была знакома со всеми, ее отец владел сетью супермаркетов, мать была дочерью лорда Такого-то; и Джеку, еще молодому, но удачливому финансовому консультанту в Сити, получившему в подарок от судьбы серебристый «лексус», темноволосую «латинскую» внешность (в бабушку) и зарождающийся начальственный животик, этот брак казался идеальным в смысле пользы и удовольствия.
Однако в Неаполе ситуация начала принимать иной оборот. Мелиссе все было ненавистно: улицы, запахи, уличные мальчишки на мопедах, рынки, рыбацкие лодки, воры, лавки. А вот Джек был счастлив как никогда. Все приводило его в восторг: узкие улицы, белье, развешанное на веревках меж кривых балкончиков, люди, уличные торговцы, кафе, вина, еда. Особенно еда: он никогда толком не знал свою итальянскую родню, кроме бабушки, которая умерла, когда он был еще совсем маленьким, и единственное, что он помнил — она была свирепая, кругленькая, низенькая женщина с волосами, стянутыми черным платком, и почти всю жизнь проводила на кухне, готовя баклажаны гриль, равиоли со свежими грибами, тальятелле с трюфелями и маленькие пиццы с анчоусами, которые пахли морем, а на вкус были как концентрированный солнечный свет.
Но все равно он приехал в Неаполь с чувством облегчения, которое не уменьшалось даже от постоянного нытья Мелиссы, с чувством, что после многих лет изгнания он наконец возвращается домой.
Ему было неприятно, что город Мелиссе не понравился; еще более неприятно, что она не упускала ни единой возможности об этом напомнить.
— Все дело в том, — сказал он, когда они мрачно переодевались к ужину, — что ты с самого начала не хотела сюда ехать.
— Не хотела, что правда то правда, — ответила новобрачная. — Эта чертова скряга Диззи Флор-Харрингтон получила на медовый месяц целый остров в Тихом океане; Индия Скотт-Паркер и все свадебные гости поехали в монастырь в Гималаях; а Хамфри Пулитт-Джонс повез свою девушку на Южный полюс. А я что должна рассказывать знакомым, когда мы вернемся из свадебного путешествия? Что я поехала в Неаполь, чтобы у меня там украли сумку?
Джек не позволил себе наорать на нее. Вместо этого он увещевающе произнес:
— Ну, милая. Ведь у тебя и денег-то с собой не было.
Мелисса пронзила его взглядом.
— Это была вечерняя сумочка от Лулу Гиннесс, — резко ответила она. — Коллекционная!
— Понятно.
Спорить на самом деле не было никакого смысла. Даже если учесть, что за сумку платила не Мелисса — она в этом отношении похожа на королеву, горько подумал Джек, правда, у ее величества есть свои деньги, хоть она их с собой и не носит. Он умиротворяюще развел руками.
— Мы тебе другую купим, — сказал он, стараясь не думать о том, во сколько ему все это обойдется — извинения, подарки, походы по магазинам. — Только прошу тебя, милая, не надо кричать. В этих старых домах ужасно тонкие сте…
— И нечего мне вкручивать про всякое там очарование старины! — завопила Мелисса, игнорируя его слова. — Нищие и карманники на каждом углу, поперек улиц висит белье, ни одного нормального магазина на весь город, а если я увижу еще хоть одну пиццерию, черт бы их драл…