— Моя рыба была сильно пересушена, — сказала Мелисса, складывая вместе нож и вилку.
Отупевшее лицо слегка дрогнуло. Темноволосая голова закивала, словно рыбацкий поплавок на волне. Пухленькая женщина — видно, это сама Роза, подумал Джек, — неловко, кучей унесла тарелки, склонив голову и сгорбившись.
— Зря ты это сказала, — заметил Джек. — Ты ведь сама попросила приготовить без масла.
Его собственная рыба была роскошна, утопала в масле и каперсах, и он подобрал остатки соуса последним куском хлеба с оливками.
Мелисса глянула на него.
— Если ты наедаешься до отвала, это не значит, что и я должна делать то же самое. Ты посмотри на себя. Ты не меньше половины стоуна прибавил с тех пор, как мы сюда приехали.
Джек пожал плечами и подлил себе вина. Мелисса и к вину почти не притронулась. За спиной у нее из кухни появилась Роза, неся две тарелки и закрытое крышкой блюдо.
— Фирменное, — сказала она с натянутой улыбкой и поставила все на стол.
— Но мы больше ничего не заказывали, — сказала Мелисса.
— Фирменное, — повторила пухленькая женщина и сняла крышку с глиняного блюда.
Распространился восхитительный пряный аромат. Джек видел, что на блюде лежат куски рыбы, а меж ними — целые тигровые креветки, мидии, морские гребешки и жирные бурые сицилийские анчоусы. Пахло белым вином, лавровым листом, оливковым маслом, петрушкой, и чесноком, и чили; и в поднимающемся пару он видел лицо Розы, простое, приятное, чуть раскрасневшееся от надежды и предвкушения, с неуверенной улыбкой на губах.
— Но мы не заказывали… — опять начала Мелисса.
Джек ее перебил.
— Замечательно, — громко сказал он. — Я обязательно попробую.
Мелисса смотрела, как Роза наваливает еду Джеку на тарелку.
— Еще хлеба, да? — спросила Роза. — У нас есть с оливки, с грецкий орех, с анчоус…
— Обязательно, — отозвался Джек.
Роза опять исчезла в кухне, а Мелисса воззрилась на своего благоверного.
— Ты что, с ума сошел?
— Ты выразила недовольство, — ответил Джек.
— Ну и что?
— А то, что она неаполитанка. Она теперь обязана загладить свою вину перед гостями.
— Дурацкий обычай, — отозвалась Мелисса. — Я не собираюсь это есть.
— Тогда я съем все, — ответил Джек. — Я не могу и не хочу отвергать ее гостеприимство.
Он знал от бабушки, что нет большего оскорбления, чем отказ от еды; Розу и так уже задела жалоба Мелиссы, отвергнуть ее извинения было бы непростительно.
— Нечего там, — презрительно сказала Мелисса. — Тебе просто нужен очередной предлог обожраться. Вот увидишь, нам в конце концов придется за это платить; неужели ты думаешь, что она все это бесплатно принесла?
Джек положил в рот кусочек рыбы, шелковой от вина, масла и пряностей.
— Восхитительно, — нарочно сказал он, и Роза, которая как раз в этот момент явилась с хлебом, покраснела от удовольствия.
Она и правда толстая, подумал он, но теперь до него дошло, что она довольно привлекательная женщина: идеальная кожа цвета кофе с молоком; блестящие черные волосы стянуты свободным узлом на затылке, и небольшие отсыревшие прядки обрамляют лицо. Груди под чистейшим белым фартуком — как пуховые подушки, и, когда она склонилась, чтобы положить ему еще тушеной рыбы, он учуял запах ванили, озона и пекущегося хлеба от ее гладких загорелых рук.
— Ты только посмотри на себя, — тихо сказала Мелисса, когда он стал зачерпывать оставшийся соус пустой раковиной от мидии и выливать в рот. — Можно подумать, ты неделю не ел.
Джек пожал плечами и отломил голову креветке. Сочное розовое мясо пропиталось вином и пряным маслом.
— Омерзительно, — сказала Мелисса, когда он высосал соки из креветочьей головы, оставив скорлупу на краю тарелки. — Ты омерзителен, и я хочу обратно в гостиницу.
— Я еще не закончил. Хочешь идти — иди.
Мелисса не ответила. Джек прекрасно знал, что она без него не уйдет: дневной Неаполь был ей неприятен, а ночной — наводил ужас. Она сжала губы — это ей страшно не идет, подумал Джек, приступая к куску морского черта, она становится как две капли воды похожа на свою мать, — и пару минут сидела с мученическим лицом, подчеркнуто не глядя на Джека, что его вполне устраивало.
Роза в это время стояла в углу зала, раскладывая какие-то фрукты на большом керамическом блюде. От кухонного жара ее щеки раскраснелись, и это выглядело роскошно и экзотично, словно румянец на боках спелого нектарина. Она повернулась к Джеку и улыбнулась ему (но не раньше, чем он успел хорошенько разглядеть крутой изгиб ее ягодиц под облегающим платьем официантки), и он поразился, поняв, что она молода. Сначала он решил, что она — женщина средних лет; но теперь он ясно видел, что она ровесница Мелиссы, а может, и моложе. По правде сказать, теперь, задумавшись об этом, он понял, что у самой Мелиссы вид какой-то замученный: кожа сухая, слегка обгоревшая на солнце, и между выщипанными бровями неприятная двойная морщинка. Это старило Мелиссу: с виду она была не нежной, а суховатой, как пережаренная курица. Он знал, что несколько недель перед свадьбой она сидела на диете; платье было восьмого размера, хотя она обычно носит десятый, и вырез декольте открывал просторы неровной плоти, среди которых отчетливо виднелись кости грудины.