Глава 30 Анна Дмитриевна
***
Искусство старения заключается в том, чтобы быть для молодых опорой,
а не препятствием, учителем, а не соперником, понимающим, а не равнодушным.
А. Моруа
Ритм жизни стал совсем как в замедленной съемке. Время от завтрака до обеда длится бесконечно. Так бывает только в детстве. Анна Дмитриевна улыбнулась грустно: " Старость - это возвращение в детство. Только с той маленькой поправкой, что уже ничего нет впереди, кроме финиша. А каким он будет - победным или наоборот - зависит от прожитой жизни. Если человек может сказать. что счастлив, то он победитель. Если нет, то есть время что-то исправить...
Она решила, что пришло время избавиться от всего лишнего и того, что не должно быть никем увидено и прочитано, пусть даже близкими людьми.
Сначала Анна Дмитриевна позвонила Вере.
- Верочка, я тут затеяла уборку - чистку, когда будет время, ты не могла бы мне помочь?
- Бабуль, я сейчас отправлю Павлушу в школу и прибегу, - ответила Вера.
"Сначала разберемся с вещами", - решила Анна Дмитриевна.
Вера не совсем поняла, что затеяла бабушка. Но решила, что значит так надо. Костя целый день на работе. Павлик в школе и у нее свободный день. Тем более, ее все время мучает чувство, что она мало времени уделяет бабушке.
"У Любы маленький ребенок, Надя уехала, а Олег в Москве. Мама, конечно, раз в день старается заехать к бабушке, но у нее сейчас тоже много дел с фирмой Алексея", - думала Вера по дороге.
- Веруша, мы должны собрать все вещи, которые я не ношу и не буду ими пользоваться и отдать куда-то. Конечно, то, что еще в приличном состоянии. Остальное выбросим, - сразу решила ввести в курс дела внучку Анна Дмитриевна.
- Знаешь, бабуля, я недавно прочла интересную книгу о чудесной уборке одной японки - Мари Кондо. Книга так и называется "Искусство уборки". Это помогает не только упорядочить пространство в доме, но и саму жизнь, ты в это тоже веришь?
- Мне кажется, что японка права. Особенно это необходимо в моем возрасте, чтоб не оставлять после себя гору хлама.
- Не говори так! Что значит в твоем возрасте? Ты еще лет двадцать обязана прожить! - воскликнула Вера.
- Веруша, ты меня пугаешь. Я считаю, что не только со сцены надо уйти вовремя, но и из жизни тоже. Чтобы не становится никому обузой.
- Хорошо, бабулечка, мы не будем спорить на такие темы. Ты же знаешь, как я тебя люблю. Займемся делом! - сказала Вера.
Вещей набралось очень много. Раньше как-то не принято было выбрасывать хорошие вещи. Помнились тяжелые времена. Часть пришлось отложить на выброс. Но большая часть могла еще послужить кому-то. Вера договорилась с благотворительной организацией, и они должны будут подъехать и забрать.
- Книги, думаю, можно потом пристроить. Главное - от хлама избавиться, - с некоторым облегчением сказала Анна Дмитриевна.
- Все, бабуль, мне надо идти за Павлушей. Ему потом в бассейн надо, а завтра у него шахматный турнир, - сказала Вера. - Но мы завтра вместе забежим тебя проведать. Вечером Костя прогуляется с Элис.
Вера погладила по головке собаку, которая знала, что они говорят о ней и подошла к Вере. Та угостила ее кусочком пирожка. Элис аккуратно съела угощение и вернулась к креслу, чтобы продолжить дремать дальше.
Анна Дмитриевна подошла к секретеру и достала оттуда большую коробку, которую когда-то задекупажила Лиза. Превратив из обычной картонной коробки, изысканную коробочку длябудуара. В ней хранились старые письма. Как там у Волошина...
Я люблю усталый шелест
Старых писем, дальних слов...
В них есть запах, в них есть прелесть
Умирающих цветов.
Я люблю узорный почерк -
В нем есть шорох трав сухих.
Быстрых букв знакомый очерк
Тихо шепчет грустный стих.
Мне так близко обаянье
Их усталой красоты...
Это дерева Познанья
Облетевшие цветы.
Анна Дмитриевна хранила все письма, которые получала. Это письма мужа, которые он писал ей, уезжая в командировки. Или она писала ему, когда ее театр находился на гастролях. Письма Лизы из пионерского лагеря. Потом уже письма внучек. Все это никому кроме нее не дорого и не интересно. А вот стопка писем с букетиком сухой лаванды, которая уже давно потеряла цвет и запах, но сохранила прикосновение рук, которые ее сорвали. Это были письма от ...даже трудно подобрать слово. Это был человек, который любил ее. Но у него была семья и у нее тоже. У них ничего не было, кроме нескольких разговоров и писем, которыми они обменивались в течение двадцати лет. У каждой женщины есть своя маленькая тайна. Тайна ее сердца, которая остается там невысказанной и несбывшейся мечтой. Она как бы дается ей еще для одной жизни, которая могла бы быть, но так и не состоялась. Не в этой жизни... И в этом нет ничего трагического. Только легкая светлая грусть без сожаления. Однажды ее театр был на гастролях в одной из братских республик. Там присутствовали руководители партии, республики, города и т.д. Он занимал высокий пост в руководстве республики. Сначала это были просто огромные букеты белых роз. Потом долги годы переписки. В этих письмах нет ничего предосудительного. Они делились новостями своей жизни, мыслями, прочитанным или увиденным. Он, конечно, иногда писал ей какие-то нежные слова, но так деликатно и уважительно, что сердиться на него не было никакой возможности. Муж только один раз спросил ее о письмах. Он уважал ее личную жизнь, никогда не ревновал к поклонникам. Говорил, что и сам ее поклонник, поэтому вполне их понимает. Однажды совпало, что она с мужем и он с семьей, отдыхали в одном санатории. И несколько раз гуляли в парке. Он поцеловал ее руку. Вот и все.Но он любил ее всю жизнь и готов был ради нее на все. Но она любила мужа. А он был для нее, как герой прочитанного романа. И она его героиней. Но это была не ее жизнь. Эти письма она должна сжечь. Есть вещи, которые принадлежат только одному человеку. Ей всегда становится не по себе, когда она читает письма Пушкина или Чехова. Она всегда мысленно извиняется за это перед ними. Кто знает, как бы они отнеслись к этому. Хотели бы этого? Особенно их переписка с любимыми людьми. Раньше говорили - сокровенное. Теперь несколько другие понятия. Это не плохо и не хорошо. Просто все по-другому. И бумажных писем теперь тоже нет. Сжечь. Их надо определенно сжечь, как опавшие осенние листья, чтобы от них остался только горьковатый дымок воспоминаний.