Алекс шел с ними к порту, где на приколе красовался королевский фрегат. Еще издали я заметила его желтые с красным вышитые золотом паруса.
Принц первым зашел на борт и скрылся из виду. Офицеры последовали за ним. Матросы отдали концы, убрали сходни. Я подошла ближе, как безумная, шагая за своей больной, отчаянной любовью. Золотистые паруса набрали ветра, на миг, заслонив небо. Корабль отчалил.
Я стояла на пирсе, глотая немые слезы, все еще глядя в след фрегату, и не могла поверить, что Алекс пошел с ними добровольно. Может я ошиблась? Ведь, это не может быть правдой. Только не так!
Как будто в насмешку моим мыслям на корме на стеньге[38] бизань[39]- мачты поднялся кормовой флаг эскадры, означающий, что на борту находится контр-адмирал.
Ну, вот и все.
« - Александр Раварта, у тебя есть еще выбор. Ты можешь вернуться в Ирит. Но ты дашь мне слово, черт тебя дери… Слово, что не будешь искать меня и мою команду ни в рейде, ни при каких других обстоятельствах.
- Мне нужно подумать» - вспомнился некстати наш разговор на рассвете в гавани Торгунна.
Вот и подумал. Какая же я дура, черт бы вас всех побрал!!!
*****
На борту «Танцующей Гольфады» я оказалась только через несколько часов. Блудила бесцельно по городу, пытаясь понять для себя хотя бы самое простое – как жить дальше. На бриге меня уже ждал Плут. Он объяснил, что задержался в москательной лавке. Торговка сильно запутала плохо разбирающегося мужчину в снадобьях, зельях и отварах.
- Я когда вышел от этой ведьмы, 300 акул ей в зад, глядь, а вас нигде нет, - рассказывал Плут, - Ну, я пошел к скорняку. А тот и говорит, мол, были, вот, все выбрали, оплатили, но не забрали. Сначала парень вышел, а следом за ним девушка. И не вернулись оба. Ну, я пошел вас искать, да не нашел. Нанял телегу и все доставил на бриг. А че случилось-то? Где Адмирал?
На этих словах я вышла из ступора, и, сообщив, что Адмирала больше нет, ушла к себе в каюту.
*****
Близился вечер. Вот уже много дней мое пробуждение совпадает с закатом, а сон настигает меня как раз накануне восхода солнца. Но мне все равно.
В любом случае за бортом не жаркие летние острова близ побережья Тихой сосны, и не спокойная теплая гавань Ветивер, где мой бриг часто швартовался для ремонта, и пополнить запасы.
Сейчас в окошко иллюминатора я вижу серые воды Снежного залива. Небо тоже серое, сливается с морем, и уже невозможно опередить на глаз где горизонт, настолько похожие их цвета.
Я смотрю на воду и ничего не вижу. Глаза застилают, воспоминания. Перед мысленным взором помимо воли плывут картинки, смазанные не четкие, одна заменяя другую.
«Как он мог?» - приходит на ум дурацкий вопрос без ответа.
По морю редко проплывают белые льдины, словно заиндевелые сердца неудачливых моряков, посмевших когда-то бросить вызов самому Северу. Холодный ветер злобно гонит осколки этих льдин. Они болтаются, затерявшиеся, никак не найдя пристанище. Такие же затерявшиеся, как и я в этом промозглом полумраке в своей сырой каюте.
Там снаружи холодное Северное море, которое умеет восторгать, но не греет. Море, оно снова так похоже на него. Теперь не штормовое, неистовое, сильное, от которого захватывает дух, теперь оно бессердечное, чужое, с черными непроницаемыми колючими глазами. Предательски обманчивое.
Я думала море холодное, а оно оказалось еще холоднее.
Опять Северное море, где не так давно нашим бригом был взят на абордаж галеон «Святая Анна», только лишь с той разницей, что сейчас мы на северо-востоке, выходим из залива Снежный, чтобы держать путь на север, в самую снежную и таинственную страну Альянса – Зимаву.
Чем дальше, тем холоднее, тем свежее воздух, тем сильнее запах моря. Окошко иллюминатора потихоньку затягивает белым кружевом. Борта на «Танцующей Гольфаде» покрылись льдом. Да и сам корабль уже не «танцует» по волнам, а тяжело и медленно пробирается в расколах серого льда, покрывавшего почти всю морскую гладь.
Морозные ветра, продувают насквозь, терзая заледенелые души. Объятия холодных, как сама смерть вод Северного моря, норовят вынуть твое сердце и превратить в кусок льда. Всегда замершее, у скал эта суровая стынь имеет проталины, из которых, как голодные псы, рвутся наружу с пеной у рта северные волны, готовые проглотить тебя, только попади к ним.
Прошло больше недели с того момента, как мы убрались подальше от шумного, кишащего патрулем Гарда. Прошло чертовых девять дней, три часа и двадцать минут, как он поднялся на борт этого королевского корыта. Прошло девять дней, а я не могу не думать о нем.
В кильватере шумят волны, в полной мере выражая всю злобу моря. Коварного, холодного, безжалостного. Жестокая, бесчувственная черная бездна, так похожая теперь на него.
Поэтому мы часто остаемся с морем наедине. Я молчу, глядя в его свинцовые бездушные глубины, и оно молчит мне в ответ. Мы не разговаривает. И, кажется, это нас обоих устраивает.
Хотя, и эти бессловесные встречи, не приносят мне удовольствия. Это так же страшно, как спустя полгода снова встретить его... Не знаешь, что сказать. Вроде все кончено, и не вернуть, но почему-то боишься заглянуть в глаза. И чего в тот момент ты боишься больше – выдать себя, что все помнишь, или увидеть, что он тоже все помнит, сказать сложно.
А было бы проще, если бы забыл. Тогда можно сделать вид, что ничего не было. Или хотя бы, что все пустяк, и ты никогда после не тосковала по нему. И он уж тем более не приходил к тебе во снах.
«Со временем будет легче. Я знаю. Должно быть!» - твердила я себе.
Но время шло, а облегчение не наступало. И вот силы на сопротивление заканчиваются, и я как самоубийца бросаюсь с обрыва, прямо к нему в объятия.
«Неплохой из меня суицидник. С первого раза и вдребезги.»
Но уважающая себя пиратка не беспокоиться о потере мужчины и разбитых мечтах. Это уже не столь существенно. К тому же мечты давно запылились, потеряв свой первоначальный блеск, как стекло старинных часов. Да и время в них остановилось, стоит ли из-за такого переживать.
И вот один не осторожный взгляд, и вы смотрите друг на друга прямо в упор, и ты чувствуешь, как твои часы начинают ход. Внезапно, удар за ударом.
А может это сердце, молчавшее раньше, вдруг забилось? А в нем все эти случайные прикосновения, каждый его поцелуй, запах и вкус его кожи. Ты стоишь перед ним с этим оглушительным стуком в груди, с заблестевшими снова мечтами и не понимаешь, что дальше…
И все это, происходящие с тобой даже не воспоминания, а осязаемые чувства и эмоции. А в глазах у него море. Холодное, черное от тяжелых туч на небе, северное море, которое, увы, уже не согреет. И даже течением не унесет, только потопит.
Вот поэтому мы с морем не разговариваем. Потому что, рассказав ему все, я погибну под тяжестью этих ледяных равнодушных вод, чтобы больше никогда не заглядывать в чужие холодные глаза, так похожие на северное море.
Вынырнув из неприятных мыслей, я огляделась. Оказалось я стою на палубе, сильно вцепившись руками в заледенелые перила. Тяжело вздохнув, я попыталась припомнить, как здесь оказалась, но последнее воспоминание было лишь о холодном бушующем море.
Завтра к вечеру мы обогнем мыс Трамонтана[40] – самая крайняя точка восточного материка и окажемся в море Синих Льдов, близ островов Сумрака. Дальше нужно как следует пришвартовать бриг и добраться до берега. Мне и моей команде предстоит долго идти вглубь материка, так как путь по морю не представляется возможным.
Море Синих Льдов не проходимо для любых кораблей, судов, лодок, каноэ. А все, потому что нет воды, есть только синий, кое-где покрытый белым снегом лед. Конечно, встречаются проталины, расколы до нескольких сот ярдов в длину. А также это прозрачное как стекло море показывает свои чистейшие воды у берегов. Как нежнейший шелк выглядывает из-под массивной плотной верхней юбки какой-нибудь герцогини, так и студеные волны ласкают скалистые уступы и большие валуны, набегая из-под льдин на побережье. Но этого мало для прохождения бригантины.
40
Трамонтана (итал. tramontana — «из-за гор») — холодный северный и северо-восточный ветер, в честь которого назван мыс на восточном материке в Северном Альянсе.