– Мартин! – разносился по небу его голос. – Ты говоришь, что умеешь летать на малой скорости. Говорить мало, это надо еще доказать. ЛЕТИ!
Незаметный маленький Мартин Уильям так боялся вызывать гнев своего наставника, что, к собственному удивлению, научился делать чудеса на малой скорости.
Он располагал перья таким образом, что при малейшем ветерке поднимался до облаков и опускался на землю без единого взмаха крыльев.
А Чарльз-Роланд поднялся на Великую Гору Ветров на высоту двадцать четыре тысячи футов и спустился, посиневший от холодного разреженного воздуха, удивленный, счастливый и полный решимости завтра же подняться еще выше.
Флетчер, который больше всех увлекался фигурами высшего пилотажа, одолел шестнадцативитковую вертикальную замедленную бочку, а на следующий день превзошел самого себя: сделал тройной переворот через крыло, и ослепительные солнечные зайчики разбежались по всему берегу, откуда за ним украдкой наблюдала не одна пара глаз.
Джонатан ни на минуту не разлучался со своими учениками, каждому из них он успевал что-то показать, подсказать, каждого – подстегнуть и направить. Он летал вместе с ними ночью, и при облачном небе, и в бурю – летал из любви к полетам, а чайки на берегу тоскливо жались друг к другу.
Когда тренировки кончались, ученики отдыхали на песке, и со временем они научились слушать Джонатана более внимательно. Он был одержим какими-то безумными идеями, которых они не понимали, но некоторые его мысли были им вполне доступны.
Ночами позади кружка учеников постепенно начал образовываться еще один круг: в темноте любопытные чайки долгими часами слушали Джонатана, и, так как ни одна из них не хотела видеть своих соседей и не хотела, чтобы соседи видели ее, перед восходом солнца все они исчезали.
Прошел месяц после Возвращения, прежде чем первая Чайка из Стаи переступила черту и сказала, что хочет научиться летать. Это был Терренс Лоуэлл, который тут же стал проклятой птицей, заклейменным Изгнанником… и восьмым учеником Джонатана.
На следующую ночь от Стаи отделился Кэрк Мейнард; он проковылял по песку, волоча левое крыло, и рухнул к ногам Джонатана.
– Помоги мне, – проговорил он едва слышно, будто собирался вот-вот расстаться с жизнью. – Я хочу летать больше всего на свете…
– Что ж, не будем терять времени, – сказал Джонатан, – поднимайся вместе со мной в воздух – и начнем.
– Ты не понимаешь. Крыло. Я не могу шевельнуть крылом.
– Мейнард, ты свободен, ты вправе жить здесь и сейчас так, как тебе велит твое «я», и ничто не может тебе помешать. Это Закон Великой Чайки, это – Закон.
– Ты говоришь, что я могу летать?
– Я говорю, что ты свободен.
Так же легко и просто, как это было сказано, Кэрк Мейнард расправил крылья – без малейших усилий! – и поднялся в темное ночное небо. Стая проснулась, услышав его голос; с высоты пять тысяч футов он прокричал во всю силу своих легких:
– Я могу летать! Слушайте! Я МОГУ ЛЕТАТЬ!
На восходе солнца почти тысяча чаек толпилась вокруг учеников Джонатана и с любопытством смотрела на Мейнарда. Им было безразлично, видят их или нет, они слушали и старались понять, что говорит Джонатан.
Он говорил об очень простых вещах: о том, что чайка имеет право летать, что она свободна по самой своей природе и ничто не должно стеснять ее свободу – никакие обычаи, предрассудки и запреты.
– Даже если это Закон Стаи? – раздался голос из толпы чаек.
– Существует только один истинный закон – тот, который помогает стать свободным, – сказал Джонатан. – Другого нет.
– Разве мы можем научиться летать, как ты? – донесся до Джонатана другой голос. – Ты особенный, ты талантливый, ты необыкновенный, ты не похож на других.
– Посмотрите на Флетчера! На Лоуэлла! На Чарльза-Роланда! На Джади Ли! Они тоже особенные, талантливые и необыкновенные? Не больше, чем ты, и не больше, чем я. Единственное их отличие, одно-единственное отличие состоит в том, что они начали понимать, кто они, и начали вести себя, как подобает чайкам.
Его ученики, за исключением Флетчера, беспокойно задвигались. Они не были уверены, что дело обстоит именно таким образом.
Толпа росла с каждым днем, чайки прилетали, чтобы расспросить, высказать восхищение, поиздеваться.
– В Стае говорят, что ты Сын Великой Чайки, – сказал Флетчер однажды утром, разговаривая с Джонатаном после Тренировочных Полетов на Высоких Скоростях, – а если нет, значит, ты опередил свое время на тысячу лет.
Джонатан вздохнул. «Цена непонимания, – подумал он. – Тебя называют дьяволом или богом».
– Как ты думаешь, Флетч? Опередили мы свое время?
Долгая пауза.
– По-моему, такие полеты были возможны всегда, просто кто-нибудь должен был об этом догадаться и попробовать научиться так летать, а время здесь ни при чем. Может быть, мы опередили моду. Опередили привычные представления о полете чаек.
– Это уже кое-что, – сказал Джонатан, перевернулся через крыло и некоторое время скользил по воздуху вверх лапами. – Это все-таки лучше, чем опередить время.
Несчастье случилось ровно через неделю. Флетчер показывал приемы скоростного полета группе новичков. Он уже выходил из пике, пролетев сверху вниз семь тысяч футов – длинная серая змейка мелькнула на высоте нескольких дюймов над берегом – когда на его пути оказался птенец, который совершал свой первый полет и призывал свою маму. У Флетчера Линда была лишь десятая доля секунды, чтоб попытаться избежать столкновения, он резко отклонился влево и на скорости более двухсот миль в час врезался в гранитную скалу.
Ему показалось, что скала – это огромная кованая дверь в другой мир. Удушающий страх, удар и мрак, а потом Флетчер поплыл по какому-то странному, странному небу, забывая, вспоминая и опять забывая; ему было страшно, и грустно, и тоскливо, отчаянно тоскливо.