— …
Юноша по имени Тору устало вздохнул и залез в карман.
В следующее мгновение нечто тонкое и черное звонко воткнулось в ствол дерева. Тору без какой-либо подготовки метнул небольшой нож, который пролетел у самой макушки Чайки и прошил голубиные перья насквозь.
Некоторые порой называют такие метательные ножи сюрикенами.
Они прекрасно лежат в руке и годятся для быстрых ударов, а также могут использоваться как метательное… или же потайное оружие.
С легкостью прошедший сквозь перья сюрикен, конечно же, испугал голубя. Он сразу же забыл о голове Чайки и улетел в гнездо.
— Я же говорил тебе не лезть куда попало, — сказал Тору, сведя брови. — И сказал ждать, пока я не добуду еды.
С его пояса уже свисали две диких крысы. Не таких, которые вторгаются в дома и амбары сельских жителей, а куда более крупных, размером с кошку или небольшую собаку.
— Свежие яйца. Добыть… — пробормотала Чайка, бросая взгляд на гнездо.
Голубь сразу заметил ее взгляд, расправил крылья и грозно курлыкнул.
— Только ждать. Мучительно. Я… могу. Что-то. Как вы, — продолжила Чайка и свесила голову. — Неожиданное сопротивление. Сильный враг.
— Так ведь для голубей их яйца — дети. Вот родители их отчаянно и защищают… наверное, — равнодушно ответил Тору.
Так пренебрежительно, словно он и с голубями, и с узами родителей и детей был знаком лишь понаслышке.
— Родители и дети… — Чайка моргнула.
— Короче говоря… оставь добычу пропитания нам. Каждый человек с чем-то справляется лучше, а с чем-то хуже.
— М-м…
Хотя Тору и говорил правду, Чайка все равно недовольно замычала.
— И вообще, могла бы понять, что занимаешься ерундой, еще когда с этой штукой наверх полезла. — Тору, разумеется, имел в виду гроб Чайки. — Переборщи ты и получи травму, тут бы не до еды было.
— ...М. — Чайка свесила голову.
И тогда…
— Брат, — раздался вдруг хладнокровный, равнодушный голос. — Чем ты занимаешься?
— ...А?
На лице Тору отразилось недоумение.
В следующее мгновение из кустов ниже по склону появилась девушка.
Красивая.
Конечно, Чайка тоже отличалась изумительной внешностью, но эта девушка была именно «красивой», а не «очаровательной». И раскосые глаза, и заплетенные на затылке в хвост длинные черные волосы, и аккуратное личико с отчетливыми и ясными чертами — все в ней вызывало уважение. Грудь и бедра ее были женственно округлыми, однако подтянутое, словно у хищного зверя, тело совсем не казалось слабым или дряблым.
Вот только… на ее лице не проступало никаких эмоций.
— Акари… — обронила Чайка.
— Меня послал набрать воды из ручья, а сам в это время сделал с Чайкой такое?
По словам могло сложиться впечатление, что она обвиняет Тору, но красивое лицо не выражало гнева. Она лишь смотрела на Тору, словно пытаясь пробурить его взглядом насквозь.
В руке она, кстати, держала за ручку небольшое ведерко.
До самых краев наполненное водой.
Наверное, внимательный наблюдатель при виде этого ведра изрядно изумился бы.
Хотя девушка шагала по не слишком удобной поверхности склона, она совершенно не расплескала воду. Впрочем, ни Тору, ни Чайка то ли не удивились, то ли просто не заметили.
— Что ты понимаешь под «таким»? — спросил Тору, хмурясь.
— Принято считать, что подвешивать обмотанных веревками незамужних девушек — развлечение настоящих эстетов… И я удивлена, что мой брат оказался эстетом.
— Чего?
— Я не права?
— Я ее не связывал.
— ...Тогда неужели ты, — девушка по имени Акари чуть свела брови, — пошел на такое, просто чтобы заглянуть Чайке под юбку?
— Мья?!
Лишь сейчас Чайка поняла, в каком положении оказалась, и тут же прижала подол юбки.
Действительно, если бы Тору сделал пару шагов вперед, ему бы открылось содержимое юбки, но…
— Тору. Отойди. Требую: отойди! — закричала покрасневшая Чайка, видимо подразумевая «не смотри».
Акари же кивнула, ничуть не изменившись в лице.
— Сколько же усилий ты вложил. Неужели это и есть утонченный вкус, обладатель которого тратит много сил ради немногого? Великолепно, брат, мое уважение к тебе льется через край.
— Прекрати нести какую-то околесицу, — раздраженно буркнул Тору. — И вообще, чем мне сейчас поможет то, что я увижу ее белье?
— Мья?! Тору, возражаю! — Чайка задергала ногами, продолжая придерживать юбку.
— Ты же у меня на глазах переодеваешься!
— Хм. Тебе стало скучно просто смотреть на нее, поэтому ты развил в себе фетиш? Пытливость моего брата всегда восхищала меня.
— Помолчи-ка. — Тору недобро глянул на Акари. — Чайка полезла на дерево, чтобы взять яйцо птицы, и упала. Не больше и не меньше.
— Но, брат, не слишком ли это скучно?
— Вот и хорошо, что скучно! С какой стати должно быть интересно?! — воскликнул Тору, едва не срываясь на крик… после чего вздохнул и опустил плечи. — Ладно, неважно, давай лучше поедим. Я от крика есть хочу.
— Ладно.
Акари кивнула. Видимо, против такого аргумента даже она возражать не могла.
— Чайка, вскипяти магией… хотя, нет, нагрей какие-нибудь камни. От воды будет слишком заметный пар, — добавил Тору и развернулся. И тогда ему в спину…
— Тору! — крикнула Чайка как можно серьезнее.
— Чего? — бросил он через плечо.
Фиолетовые глаза девушки посмотрели точно в фиолетовые глаза юноши и…
— Требую. Спусти, — закончила она, бессильно свесив конечности.
Похоже, в одиночку она бы не слезла.
— Ты же сама требовала, чтобы я отошел. — Тору прищурил взгляд.
Чайка задумчиво покрутила головой.
— Глаза… закрой.
— Что за бред! Акари.
— Поняла, брат. Мог бы и не говорить, — Акари кивнула. — Но учти, я не в юбке, на меня снизу смотреть не так интересно.
— Я тебя не прошу повисеть рядом с ней! Я хотел сказать, чтобы ты ее на землю спустила!
— Ты слишком немногословен, брат.
— Ты сама сказала не говорить!
— Верно, потому что мы с тобой телепатически флиртуем, — с гордостью, но не меняясь в лице, заявила Акари.
— Про «флиртуем» неправда. Про «телепатию», наверное, тоже, — ответил Тору и еще раз протяжно вздохнул.
Это была очень долгая война, продлившаяся не один человеческий век.
В те времена никого не удивляло, что и отец, и сын, и внук родились в военную пору и в ней же погибли.
Три сотни лет продолжался конфликт. Разумеется, он влиял на мышление людей.
Когда война становится для них такой же постоянной и неизменной, как небо, горы, ветер и реки, они начинают строить свою жизнь вокруг ее.
Диверсантов можно назвать крайним случаем такого мышления.
Они — чистокровные вояки, специализирующиеся на грязной работе, которой не хотят заниматься традиционные рыцари и солдаты. Диверсанты не гнушаются ничем.
Подлость, бесчестье и жестокость для них — обычное дело. Именно благодаря им в любой битве существовали закулисные элементы.
Убийства. Бунты. Интриги. Засады. И многое другое.
На них появился спрос. Конечно же, родилось и предложение.
В какой-то момент диверсанты перестали возникать сами по себе и пришли к системе «деревень», где их воспитывали, а затем отправляли на задания. Именно такой метод позволил эффективно «плодить» еще более умелых диверсантов.
Возникло несколько школ, каждая из которых воспитывала диверсантов и направляла их в разные страны, угождая пожеланиям высокопоставленных заказчиков. Громче всего гремели имена двух крупнейших школ — Акюра и Субару, — но не счесть и прочих безымянных, безвестных диверсантов, которые вершили свои темные дела на полях сражений, а потом так же бесследно исчезали.
У диверсантов нет своих мыслей.