Что ему не обязательно быть диверсантом.
Даже наоборот…
«Я не должен быть диверсантом», — поймал себя на мысли Тору и слегка удивился.
Разве не он сам столько времени убеждал себя, что должен поступать так или иначе, «ведь я же диверсант»? Подобно ключевым словам «Железнокровия», эти слова загоняли его в рамку, которая позволяла сосредоточиться и направить усилия в нужное русло.
Но если рамка уже не отпускает тебя, то и слова правильнее называть проклятием.
«Я должен так поступать».
«Я должен таким быть».
Он постоянно убеждал себя в этом…
— Хотя, нет. Немного поменяем.
— И как?
— Я буду сражаться по-своему. Не ограничиваясь стилем диверсантов.
— …
Фредерика окинула Тору изумленным взглядом.
А затем…
— Я, конечно, не знаю, что на тебя нашло… — девушка-драгун склонила голову. —
Но я рада.
— Почему? — Тору свел брови и посмотрел на напарницу.
Редко когда Фредерика говорила о своих чувствах.
— Все-таки мне хочется… чтобы мужчина, одолевший меня, выглядел именно так.2
— ...Так это как?
Тору похлопал себя по лицу, чтобы прийти в чувство, затем глубоко вдохнул.
И…
Чайка услышала, как рядом что-то копошится, и открыла глаза.
Она и сама не заметила, как уснула. Даже когда за окном воцарилась ночь, боль никак не давала заснуть… но похоже, та мазь, что оставил Тору, все-таки подействовала.
Чайка моргнула и приподнялась.
И тогда…
— ?!
Она вдруг наткнулась взглядом на Давида, стоявшего возле кровати.
Несмотря на свои раны, он уже облачился в броню.
Он явно куда-то собирался.
Конечно, он уже не истекал кровью, но раны его толком не затянулись. Одно неосторожное движение — и они снова откроются. Более того, он еще наверняка не восстановил силы после битвы.
Как и Чайка.
Поэтому…
— Давид? Безум…
— Ничего, Чайка. Спи, — непринужденно сказал Давид, словно ничего серьезного не происходит.
Однако Чайка заметила, что голос его звучал необычно, будто он говорил с трудом. Похоже, он пересиливает себя. Скорей всего тело его отзывается болью при каждом движении. В каждом слове слышится напряжение.
— Давид, безумие, прекрати, — приказала Чайка, садясь на кровать.
Наемники беспрекословно следуют приказам хозяев.
Но…
— Прости, но я ослушаюсь, — ответил Давид, поднимая копье. — Пока ты спала, приходил человек князя.
— ...Э?
— Сельма у них в заложниках. — Давид несколько раз поднял и опустил копье, словно взвешивая, а затем продолжил: — Сказал, хотите ее обратно — отдавайте все ваши останки.
— Но…
В настоящее время у красной Чайки останков нет.
Свой единственный фрагмент они отдали Тору в качестве платы за спасение с острова.
Поэтому…
— Я ему там наплел, что в голову пришло. Отдать то, чего у нас нет, мы все равно не можем, но там не настолько вежливые ребята. Вряд ли они отпустят Сельму, если об этом узнают.
— Тогда…
Не поспоришь.
Чайка сидела с растерянным видом, а Давид широко улыбался, обнажая зубы.
— В конце концов, она ведь моя девушка.
Разумеется, Чайка знала, что у Давида с Сельмой есть отношения.
Обычно они старались не заигрывать друг с другом, чтобы не смущать ее… но Давид, безусловно, знал Сельму куда дольше и куда лучше, чем Чайку.
— Теперь, после проигрыша, стражникам и организаторам мы особо не интересны. А уж во время битв следить за нами почти некому.
Давид говорил, а на лице его почти не отражалась тоска.
Либо он в любых условиях остается оптимистом, либо ради Чайки делает вид, что все хорошо.
— И кстати, если получится, я и останков прихвачу. Если удастся спасти Сельму, мы втроем еще повоюем.
— Безумие… — только и смогла повторить Чайка.
Конечно же, она ни за что не смогла бы попросить его бросить Сельму. Будь Давид человеком, способным на столь холодный расчет, он бы никогда не присоединился к Чайке.
— ...Может быть, — сказал Давид и зашагал, опираясь на копье, как на посох.
— Давид…
Он даже не намекнул, что хочет помощи от Чайки.
Давид и Сельма помогали ей, следуя наставлениям наемника, научившего их ремеслу.
«Если кто-то помог и вам, и вы чувствуете, что остались в долгу, помогите кому-то другому. Распространяйте помощь. Смысл в ней есть как раз тогда, когда она передается подобно наставлениям от родителей детям, а от детей внукам. Вот как он учил нас», — Чайка помнила, как Давид в свое время по-пьяни объяснился примерно так.
Может, они и не считали Чайку своим ребенком, но наверняка видели в ней этакую младшую сестру.
Поэтому отправились вместе с ней в опаснейшее путешествие, не прося ничего взамен.
Поэтому Давид ни за что не стал бы просить ее отплатить за помощь той же монетой.
Поэтому…
— Стой, — сказала Чайка, хватая Давида за рукав. — Я… иду.
— Эй. Лежи, говорю. У тебя раны не затянулись.
— Слова. Целиком. Повторяю.
— …
Давид удрученно смотрел, как Чайка пошла за змеиным клинком, стоящим у изголовья кровати.
Она надела запасную одежду — естественно, морщась от боли, — и вдруг в ее голове мелькнуло лицо юного диверсанта.
«Тору…»
Авиаторы усиленными магией голосами уже объявили всему Герансону, что он участвует в первой сегодняшней битве.
Скорее всего, поединок уже начался.
Чайка волновалась за него.
Но сейчас…
— ...Идем, — сказала она, быстро одевшись и старательно терпя боль.
Тору прищурился и внимательно посмотрел на людей, вышедших с противоположной стороны арены.
Один из них носил белую маску, которая не давала даже разглядеть: мужчина за ней или женщина. Телосложение, правда, ближе к мужскому. На лбу маски красовалась цифра «6» — может, она бойцу просто нравится, а может, это какой-то символ на удачу.
Второй же человек вышел без маски.
Во время вчерашней битвы лицо скрывал и он, но, похоже, запасной маски у него не нашлось.
Альберик Жилетт.
Командир отряда Жилетта, преследовавшего Чайку.
Тору дважды приходилось скрещивать с ним клинки. Альберик — прирожденный рыцарь, да такой, что умение воевать у него в крови. Он чистокровный боец, рожденный в эпоху войны.
В каком-то смысле он такой же, как и Тору. Разница между ними лишь в социальном положении.
Однако…
— Чего с тобой? — спросил Тору.
Жилетт выглядел безразличным, его лицо не показывало никаких чувств.
Люди, выходящие на арену, нередко нервничают, но и поза, и дыхание Жилетта указывали, что он совершенно спокоен… и Тору знал, что в бою он тем более не станет нервничать.
— …
Альберик молчал.
Однако у Тору сложилось о нем мнение, как о человеке довольно говорливом.
Сейчас же он просто молча смотрел на противника.
Жилетт словно видел его впервые.
— Это ведь ты, Альберик Жилетт?
Вчера у него даже не дрогнула рука, когда он чуть не убил своих подчиненных.
Едва ли Виви отыгрывала расстройство, да и незачем ей врать. Возможно, Альберик по какой-то причине потерял память.
— Ты… — рыцарь наконец-то заговорил, — спутник Чайки?
— ...Не отвечай вопросом на вопрос, — раздраженно протянул Тору. — Ты Альберик Жилетт?
— Я «апостол», — сказал Альберик. — Мертвец, посланный уничтожить Империона.
— ...Не понял. Импе… чего?
Похоже, он все-таки ударился головой и потерял память… и к тому же тронулся рассудком.
Конечно, с одной стороны, теперь понятно, как он смог хладнокровно сражаться против бывших подопечных, зато неясно, зачем он вообще решил участвовать в чемпионате.
Конечно, судя по всему, у Альберика… вернее, «апостола», есть какая-то причина, но Тору не понял, о каком «Империоне» он говорит.