1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8…
Наверняка где-то была и еще одна маска с цифрой «9». Однако тот человек, которому она предназначалась, стоял с открытым лицом.
Альберик Жилетт.
— Воскрешение Империона…
Альберик и восемь других человек стояли кольцом вокруг юноши.
Светлые волосы, голубые глаза, кукольно красивые черты лица… и неуловимое ощущение неестественности.
Юноша напоминал бестелесный образ, далекий от мира смертных…
— Пока все происходит как ожидалось, в точности по плану Империона.
Таинственный юноша, представлявшийся как Ги, смотрел вдаль, словно видел что-то, ускользающее от взгляда других.
Если точнее — он смотрел на верхний этаж замка Герансон.
Где-то там находится тронный зал.
— Вопрос в том, что дальше.
— …
Его окружение молчало.
Они просто ждали приказа.
Никто не думал. Никто не задавался вопросами. Никто не перечил юноше.
В конце концов, каждый из них единожды уже умирал. Точнее, каждый из них согласился с тем, что пережил смерть. Ими уже не управляли ни мысли, ни убеждения, ни амбиции. Они действовали бездумно, словно машины.
Поэтому их и называли «апостолами»3.
И только…
— …
Альберик, потерявший руку в битве с Тору, без конца сжимал и разжимал кулак, будто что-то беспокоило его.
— В прошлый раз мы упустили его, — тихо сказал Ги.
О каком «прошлом разе» он говорил?
— Мы не ожидали, что Империон отбросит физическое тело и сбежит. Чтобы окончательно уничтожить его, придется атаковать тогда, когда он вернет себе физическое воплощение.
Никто из апостолов не отвечал на слова Ги и никак не реагировал на них. Слышат ли они его? Понимают ли? Даже Альберик перестал возиться и застыл, словно статуя.
Однако и Ги не обращал на него внимания.
Наконец…
— Мы нападем сразу после окончания церемонии воскрешения Империона. Всем приготовиться, — заявил Ги и прищурился.
Апостолы дружно кивнули, вновь не обронив ни звука.
Труп Тору Акюры исчез.
Син выслушал доклад патрульного диверсанта Субару.
— ...Невозможно, — глухо отозвался он, сведя брови.
Стефан… вернее, черная Чайка приказала ему «какое-то время никого не подпускать к тронному залу». Поэтому Син вместе с группой из нескольких диверсантов Субару ходил по замку и проверял охрану крепости.
Обычно черная Чайка постоянно поддерживала в замке магическую «сеть», без которой не могла управлять марионетками. Эта же сеть обнаруживала любого незваного гостя, но, по словам самой Чайки, ей придется на время отключить заклинание.
Как бы там ни было…
— Труп не может встать и уйти, если его не двигать магией.
К тому же двигать труп Тору магией бессмысленно. Вряд ли найдется безумец, который проникнет в замок для того, чтобы выкрасть труп диверсанта. Диверсантов зовут шавками, а от их останков избавляются безо всяких почестей. Их трупы никому не нужны.
— Значит, получается…
Он вовсе не умирал.
Конечно, после поединка его осмотрел врач и заключил, что диверсант мертв… но правда в том, что и Син мог ненадолго остановить собственное сердце. Умение управлять собственным телом сводится не только к «Железнокровию», то есть не только к «ускорению». Тело можно замедлить вплоть до временной остановки сердца… другими словами, до клинической смерти.
Выходит… Сину просто показалось, что во время битвы Тору пронзили сердце?
— ...Продолжайте патрулировать. Я иду к Его величеству, — бросил Син диверсантам Субару, а сам побежал в сторону тронного зала.
Все совершенно оторопели.
«Ритуал» возрождения императора Газа начался.
Сама по себе мысль о возвращении мертвеца в мир живых выбивалась за рамки здравого смысла.
Однако конкретные действия, из которых состоял процесс, зашли еще дальше — кощунственная церемония словно пыталась пойти против всех принципов, на которых строилось сознание зрителей.
Если точнее…
— …
Сначала слышались влажные причмокивания.
Вслед за ними — резкий звук рвущейся ткани. Но рвалась далеко не ткань. Просто так получилось, что звук, с которым за раз разрывается множество мышечных волокон, крайне просто спутать со звуком рвущейся одежды.
Белые зубы впивались в плоть.
Красный язычок слизывал ее.
Но пусть сами по себе действия эти в высшей степени обыденные… сейчас они вызывали лишь ужас и трепет.
Она пожирала его.
Черная Чайка поглощала останки императора Газа. Она откусывала, пережевывала, глотала их собственным ртом, не останавливаясь ни на секунду. Она словно ни на мгновение не задумывалась над тем, что занимается каннибализмом. Более того, черная Чайка трапезничала с какой-то немыслимой скоростью и практически заталкивала в себя останки.
Она старалась так, будто родилась именно для этого.
И при виде нее...
— Кх… — тихо обронила белая Чайка.
Черная Чайка ела труп, нисколько не стесняясь ошарашенных взглядов.
Белая Чайка смотрела на нее… и злилась на себя за то, что в первую очередь чувствует зависть, а не отвращение.
Чайка — лишь маска.
Чайка — лишь придуманная личность.
Получается, все позывы тоже заложили в нее извне?
Ее намеренно сделали так, чтобы она не сдержалась и сожрала останки, как только собрала бы их?
— Что это? Что она вытворяет? Она совсем?! — растерянно воскликнул Давид.
— Да она чудовище… — с отвращением в голосе бросил полукровка Леонардо.
Действительно, чудовище. Нет, она не заслужила даже этого звания.
Людоед. Она пожирательница себе подобных.
Черная Чайка не мучилась от голода, но ее это не останавливало. Никакие другие слова ей не подходили. Говорить о морали и почтении к усопшим бесполезно — она нарушала законы куда более простые.
И все же… в ее действиях должен быть смысл.
— …
Взгляды белой и красной Чаек вдруг встретились.
Судя по лицу красной, она тоже исполнилась ненависти к самой себе и изо всех сил сдерживала позывы к действию. Она сомневалась. Она растерялась.
«Так для чего же созданы Чайки?!»
Лишь сейчас ответ на этот вопрос начал всплывать из тьмы в глубине их воспоминаний.
Всё было подстроено с самого начала.
Всё…
— А-а-а-а… а-а… а-а-а-а…
Черная Чайка уже успела съесть почти все останки.
Разумеется, как бы она ни пережевывала и не сдавливала их внутри себя, человеческое тело не способно вместить другого человека.
Черная Чайка держалась за живот, который за минуты раздулся даже больше, чем у беременной женщины, и продолжала есть останки императора.
Ее бледное лицо не выражало ни тени страданий. На нем застыла улыбка экстаза.
Ее влажные глаза глядели куда-то в пустоту. Наконец она добралась до последней части останков — глаз императора Газа — разжевала их, проглотила и…
— А-а-а… а-а… а-а-а-а… м-м-м-м-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Черная Чайка резко выгнулась.
У нее не осталось сил поддерживать магию, и все Чайки-марионетки попадали на пол.
А затем…
— А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!4 — заголосила она словно от сильнейшего оргазма. — !..
В следующее мгновение ее глаза закатились, а живот разорвала рука, вырвавшаяся изнутри.
Бежать, бежать, бежать.
Быстрее, еще быстрее.
Син проносился по коридорам, словно дуновение ветра.
С обеих сторон от него мелькали интерьеры замка.
По пути встретилось несколько стражников и горничных, но диверсант двигался так быстро, что никто из них так и не понял, кто или что только что проскочило мимо.