— …
— А… хотя погоди. Мне тебя теперь сестрой назвать?
— Не Тору. Я Чайка, — Чайка все пыталась привлечь внимание Акари и указывала на свое лицо.
Та озадаченно нахмурилась.
— Не может быть. Ты и имя себе сменил?!
— Акари. Очень, очень прошу. Проснись, — взмолилась Чайка, не придумав, что еще сделать.
Их и так поймали и раздели. Не хватало еще, чтобы Акари с ума сошла.
Но…
— Знаю. Немного юмора, чтобы скрасить унылую обстановку, — сказала Акари, даже не попытавшись улыбнуться.
— Юмор Акари. Не понимаю, — подавленно протянула Чайка.
Она всегда с трудом понимала чувства девушки-диверсанта, хотя с Тору говорила нормально. Все-таки это не особенность диверсантов, а черта характера Акари.
С другой стороны, если Акари шутит, значит, за ее самочувствие можно не волноваться.
— Уф… — с облегчением вздохнула Чайка.
Затем она вдруг ощутила прохладу и вздрогнула.
И тогда…
— Тебе холодно? — вдруг услышала она.
Голос принадлежал не Акари и не Ниве.
— !..
Чайка ошарашенно перевела взгляд.
Когда он очутился здесь?..
У стены рядом с, видимо, выходом, стоял, прислонившись к стене, мужчина.
Сильнее всего в глаза бросались длинные черные волосы, заплетенные в хвост, и раскосые глаза.
Черты лица у него ровные… и потому не слишком запоминающиеся. Телосложение среднее. Если он нарядится в обычную одежду, то с легкостью затеряется в толпе.
А если изменит броскую прическу — тем более.
Может, даже сейчас он появился перед ними в досконально проработанном образе.
Зовут его Син Акюра.
Он диверсант из деревни Тору и Акари.
— Прости, но придется тебе терпеть, — слова его суровы, но произнес он их чуть ли не виноватым тоном. — Когда имеешь дело с диверсантом, приходится полностью разоружать как их самих, так и всех союзников.
— ...Разоружать? — озадаченно переспросила Чайка.
— Мы можем прятать оружие даже внутри тел, — пояснил Син. — Можем вытащить ребро, спрятать внутри лезвие и поставить на место, вытащить зуб и поставить вместо него туго свернутую проволоку и так далее.
— …
Син говорил такие вещи, что Чайка выпучила глаза.
Пока диверсант одет, спрятанное внутри тела оружие не найдешь и при самом тщательном ощупывании. Однако на голом теле неизбежно будут заметны шрамы от операций. Их раздели не только потому, что они могли пронести оружие в одежде, но и для того, чтобы осмотреть тела.
Чайка вновь осознала — Тору не шутил, когда постоянно говорил, что инструменты диверсантов включают и их собственные тела.
— Можно и не заходить так далеко, а привязать к языку мешочек и проглотить. Как понадобится — вытащить. А уж женщине что-либо спрятать еще легче, чем мужчине.
— ?.. — Чайка на мгновение озадаченно склонила голову, но быстро поняла, о чем речь, и густо покраснела.
Акари, впрочем, хладнокровия не растеряла и возразила, не сводя глаз с Сина:
— Но при этом ты нас особо не проверял. И рты кляпами не заткнул. Что-то ты, брат Син, спустя рукава с диверсантами обращаешься.
Слово «брат» подсказало, что Акари не только из деревни Сина, но и хорошо знает его… однако взгляд ее на редкость холоден. Пусть девушка-диверсант почти не показывает эмоций, на бывшего наставника она смотрит как на врага.
— ...И это мне говорит недоделанный диверсант? — Син ухмыльнулся. — Тебе, неумехе, этого достаточно. Конечно, если хочешь более тщательного осмотра, я не против. Сдам тебя в таком виде замковой страже, они-то тебя вовсю досмотрят.
Включая самые… труднодоступные места.
— … — Акари промолчала.
Конечно, она понимала, о чем говорил Син.
— Загвоздка в том, Акари, что ты сумела освоить «Железнокровие». Если действовать неаккуратно, ты можешь покончить с собой. А я тогда потеряю один из козырей против Тору.
— ?..
Чайка не поняла, о чем речь, моргнула и посмотрела на Акари.
Та не ответила, но…
— «Железнокровие» насильно разгоняет тело и выжимает из него силы. Но если переборщить и вовремя не остановиться, тело начнет разрушаться изнутри. Даже если просто разгонять себя без остановки, в конце концов умрешь от разрыва сердца или сосудов. Не понадобится ни язык себе откусывать, ни яд прятать, — хладнокровно пояснил Син.
Чайка считала «Железнокровие» лишь техникой временного усиления, доступной диверсантам… но похоже, при неправильном использовании ей можно затянуть петлю на собственной шее.
— А еще я разочарован, — Син вновь посмотрел на Акари. — Неужели ты до сих пор ни на шаг от Тору не отходишь?
— …
Акари промолчала, но слегка вздрогнула.
Син прищурился и сурово добавил:
— Отцепись уже от брата. Стань самостоятельной.
— ...Я буду следовать за братом Тору, — тихо отозвалась она. — Я решила так еще в деревне. Моя жизнь принадлежит ему, и если я буду путаться под его ногами — лучше умру.
Она не вкладывала в слова силу, не пыталась показать решимость. Акари говорила тихо и спокойно, словно рассказывала нечто совершенно очевидное.
— Бред, — Син пожал плечами. — Ты что, до сих пор винишь себя за случай с Хасумин?
— ?..
Чайка смотрела то на Сина, то на Акари.
Она помнила, что Хасумин была девушкой-торговкой, посещавшей Акюру… и ее смерть до сих пор лежала на душе Тору тяжелым грузом. Можно даже сказать, именно смерть Хасумин стала тем событием, после которого Тору начал мечтать о возвращении войны.
Вот только… Акари не имела к той истории никакого отношения.
Безусловно, она, как жительница Акюры, могла знать Хасумин, но Тору не упоминал сестру в рассказах о бродячей торговке. Соответственно, Чайка тоже никогда не считала, что Акари и Хасумин как-то связаны, но кажется…
— Бред, — повторил Син. — Лишний раз показываешь, что недоделанная, раз до сих пор тянешь за собой мелочи прошлого. Казалось бы, и ты, и Тору великолепно натренированы даже по меркам Акюры… но вам не хватает духа, чтобы пользоваться собственными умениями. Вы оба слишком твердые и хрупкие.
Диверсант должен быть хладнокровным и бесчувственным.
Превращение собственной души в инструмент означает, что диверсант обязан действовать, не приплетая собственные чувства. И наоборот, диверсант с эмоциональным багажом ущербен. По мнению Сина, это касалось и Тору, и Акари.
— Хотя, конечно, иначе я бы вас так не использовал, — Син ухмыльнулся.
— Поздравляю всех выживших, — раздался глухой, хрипловатый голос.
Территория замка Герансон.
Построен он много поколений назад и хорошо отражает мышление людей военной эпохи. Крепость обнесена двумя стенами, и собственно замок находится за внутренней. Во время осады враги запираются между стенами или между второй стеной и замком, после чего их атакуют со всех сторон.
По этой причине расстояние между стенами весьма внушительное. На территории между первой и второй стенами расположилось несколько складов и конюшен, а между второй и замком есть казармы, арсеналы магического оружия и прочие строения.
Стефан Бальтазар Хартген, хозяин замка, стоял на балконе.
На площади перед его глазами располагалось несколько шеренг. Пятьдесят групп победителей отборочного этапа… сто человек. И еще чуть больше сотни сопровождающих.
Всех их пропустили внутрь, и до самого конца чемпионата они будут жить в казармах между второй стеной и замком. Конечно, редко какой правитель впустит столько чужаков за внутреннюю стену собственной крепости… но Стефан, похоже, хотел держать участников поближе к себе, чтобы поддерживать порядок. В конце концов, среди записавшихся на турнир много вспыльчивых людей.
— Пожалуй, каждый из вас — богатырь не хуже остальных, — продолжил Стефан, довольно улыбаясь. — Но у силы много лиц. Бывает, что самого сильного воина в минуту слабости убивает хиляк. Жить сильным — значит, не проигрывать и всегда иметь силы на шаг, на дюжину шагов обгонять других.