Нередко короли, задумывавшиеся о наследниках, обзаводятся несколькими женами, в результате чего счет принцев и принцесс может идти на десятки. Порой их воспитывают в секретности, отдельно друг от друга, чтобы защитить потенциальных наследников от убийц и политических интриг.
Кроме того, распространено мнение о том, что понять Проклятого Императора общепринятой системой ценностей, включающей эмоции и обычаи, невозможно. Вполне вероятно, он всегда рассматривал своих детей только и исключительно как «будущих императоров» и воспитывал соответствующе.
— Что же до серебряных волос и фиолетовых глаз — их можно воспроизвести по тем же технологиям, по которым производили полукровок, не так ли? По крайней мере, изменение цвета глаз и волос кажется мне куда более простым достижением, нежели создание людей со звериными ушами и хвостами. Да и если Артур Газ пытался создать наследницу, то вполне мог захотеть, чтобы его дочери выглядели убедительно.
— Поэтому ты считаешь… что он изменял облик своих детей еще до их рождения?
— Люди — такие создания, что могут отбросить «мораль» перед лицом выгоды, — Леонардо слегка улыбнулся.
По его лицу, все еще напоминавшему лицо ребенка, пробежала тень.
Для Леонардо… полукровки, мать которого продала его, когда он еще находился в ее утробе, эти слова обладали очень тяжелым смыслом. Но…
— Ты жалеешь их? — спросил Матеус. — Что, если ты прав? Тогда ты начнешь сочувствовать этим Чайкам?
— Я? Что вы, — Леонардо усмехнулся и покачал головой. — От этих чувств у меня уже давно ничего не осталось.
— …Я догадывался, что мне придется сказать тебе это, — проговорил Матеус, и его татуированное лицо помрачнело.
Когда-то он был монахом в горном монастыре… но когда он так хмурился, то выглядел настолько сурово, что напоминал «бывшего бандита». Трудно не замечать угрозу, исходящую от его омрачившегося лица.
— Твоя наблюдательность и догадливость действительно заслуживают похвалы.
— Спасибо вам, — поблагодарил его Леонардо с беспечным видом.
— Но это не отменяет того, что ты все еще мальчишка.
— …
— Вот и веди себя как мальчишка — злись, плачь, смейся. Не изображай тут просветленного. Ты лишаешь работы взрослых вроде нас.
— …
Улыбка Леонардо даже не дрогнула.
Она пристала к его лицу, словно маска.
— Да что вы понимаете, человек?
— Да что ты понимаешь, ребенок?
— …
Леонардо не нашелся с ответом.
— Мне все равно, полукровка ты или еще кто. Ты все равно мальчишка. У тебя есть привилегия — ты можешь открыто радоваться, злиться, грустить и веселиться. Ценность этой привилегии понимаешь, лишь когда теряешь ее.
Матеус говорил низким голосом. Казалось, будто он угрожает Леонардо, а не читает нотации.
— И… поэтому, когда начинаешь жалеть о ней, вернуть ее уже нельзя.
— … — Леонардо еще какое-то время удивленно смотрел на Матеуса, а затем… — Трудно поверить, как сильно вы любите читать наставления.
— Дело не в том, люблю я или нет. Я сказал то, что нужно, — парировал Матеус.
— …
Леонардо вновь отошел за спину Матеуса.
А затем они продолжили молча идти в гору.
Послышался тихий стон.
Чайка проснулась в углу погрузившейся во мрак сторожки.
Было далеко за полночь, и внутри стоявшей с закрытыми окнами избенки царила тьма. Чайка несколько раз моргнула и подождала, пока глаза привыкнут к ней… но все, чего ей удалось добиться — нечетких силуэтов вокруг себя.
— У… у…
Стоны все еще продолжались.
Иногда доносился шорох. Кто-то двигался.
— Сельма?..
Чайка не сразу определила, кому принадлежал голос… уж слишком стон не соответствовал хладнокровному характеру этой девушки. Ее страдальческий голос то и дело дрожал, и в нем словно слышались неприкрытые эмоции.
Но…
— Не обращай внимания, — вдруг послышался еще один голос.
Этот она опознала сразу. Давид.
— С ней такое постоянно.
— Постоянно?
— Примерно раз в три дня.
Слова Давида прозвучали так, будто он давно с этим смирился.
Естественно, во тьме Чайка не могла разглядеть ни лица Давида, ни его самого.
— Наверняка ей опять вспомнилось, как погиб наш отряд.
— …
Чайка вспомнила слова Сельмы.
«Вскоре после того, как погиб наш отряд…»
Другими словами, Сельма потеряла всех своих боевых товарищей.
Естественно, Чайка не знала, как это случилось. Но если даже спустя несколько лет воспоминания посещали ее так часто… это наверняка была ужасная трагедия.
Ведь кошмары ее продолжались даже после того, как война закончилась.
— Давид… тоже?
— А? Да… я был с ней в одном отряде, — послышался голос откуда-то из тьмы.
Затем какое-то время вновь раздавались лишь стоны Сельмы…
— Только… не знаю, почему мы называем это «отрядом». Ведь когда-то мы были деревней, — непринужденно продолжил Давид, словно эти слова вдруг пришли ему на ум. — Деревней на границе страны, где жили в основном охотники да лесорубы. Вот только во время войны границы государств нередко сдвигаются.
Более того, часто границы расширяются и сжимаются по нескольку раз.
И в таком случае… встает вопрос о том, как быть с теми людьми, что живут на границе.
Чаще всего, чтобы закрепиться на новой территории, страны стремились наводнить захваченные деревни переселенцами… и они неизбежно вступали в конфликт с местным населением. А поскольку в задачу переселенцев входила защита новой границы, среди них оказывалось много агрессивных и вооруженных до зубов людей.
В результате… новые жители порой прибегали к насилию и начинали грабить и убивать старых.
Нередко коренные жители покидали родные земли, опасаясь этого.
Похоже, что Давид с Сельмой потеряли свой родной дом именно так.
Не зная, куда податься, они пытались найти себе новое место. Затем, чтобы заработать на пропитание, начали помогать войскам… и в результате, все стали считать их наемниками.
— У нас в деревне было много хороших скалолазов. Вот и оказалось, что мы можем работать следопытами. Так мы и жили, скитаясь и помогая войскам.
По своей сути, следопыты — просто работавшие в лесах люди, ставшие солдатами.
В отличие от обычных воинов, они полагались на особенности местности, чтобы устраивать засады. Их знали как неуловимых солдат, способных водить за нос вражеские отряды. Иногда им поручали выслеживание и уничтожение следопытов противника.
— Естественно, новички, вроде нас, не смогли бы в одночасье стать наемниками… но у нас был хороший учитель.
Вместе с ними в деревне жил пожилой военный в отставке.
Когда их выгнали из домов, он собрал жителей деревни, научил их вещам, которые помогли бы им стать наемниками, и даже тренировал. В результате, жители деревни Давида превратились в отряд элитных наемников. Во время бегства из деревни они потеряли многих людей, но благодаря тренировкам смогли жить дальше.
— Мы по гроб жизни обязаны отцу. Все мы ему благодарны. Не будь его, мы бы все сдохли в диких краях или наткнулись бы на армию, которая бы нас переубивала. Поэтому все мы сильно ему задолжали, — говорил Давид, вспоминая прошлое. — Мы решили, что однажды непременно расплатимся с ним по долгам. Но он смеялся и качал головой. «Лучше расплатитесь с кем-нибудь еще. Мне в свое время тоже так сказали. Поэтому я вас и обучил».
Он передал им эти слова, как дети передают наставления родителей внукам.
Кто-то кому-то помогает, чтобы он смог помочь кому-то еще.
Такая рука помощи… может протянуться очень далеко.