— Что? — Тору обернулся. Он стоял вплотную к Люсии, сбоку от нее.
— Не приближайся к моей сестре. Не трогай ее.
— Это не твоя сестра. Это просто иллюзия, — тихо ответил Тору.
Он не соболезновал. Он не издевался. Этот голос просто констатировал факт.
Иллюзия. След. Она знала это. Знала, что это значит.
И все же…
— Мертвецы уже не могут умереть. Мертвецов нельзя ранить. Они лишь растворяются и исчезают.
— …
— Примерно… так.
И как только он сказал это, его рука сверкнула в воздухе.
— ?!
Послышался тихий взмах.
На поле этот звук означал бы приближающуюся стрелу, но сейчас…
— Что?!
В следующее мгновение раздался глухой звук, и иллюзия девушки исчезла.
От нее буквально не осталось ничего.
— Что ты сделал?!
Доминика немедленно подошла к Тору и схватила его за воротник.
Скорее всего, этот юноша вывел проектор из строя, метнув что-то в него.
— Ты беспокоишься, если рядом с тобой нет твоей сестры? — спросил Тору, хладнокровно глядя в пылающие гневом глаза Доминики. — Неужели это все, что ты испытываешь по отношению к ней?
— Что ты сказал?
— Не ты одна потеряла дорогого тебе человека. Я тоже через это прошел, — с вызовом сказал Тору.
— …И что с того?
Как правильно заметил Тору, очень многие люди лишились своих семей и родителей в ходе той длинной войны. И, казалось бы, именно поэтому это незачем повторять.
— В моей памяти это отпечаталось навсегда.
— …Что?
— Я не смог бы забыть этого человека, даже если бы захотел. Стоит закрыть глаза, как сразу приходят воспоминания. Они приходят без спроса и раз за разом прокручиваются в голове, заполняя все сознание.
— Ты… — протянула Доминика. — Хочешь сказать, что мои воспоминания о ней слабы?
— Может быть, — Тору продолжал смотреть на Доминику ледяным взглядом. — Приобретение изображений покойного. Забота о вещах покойного. Многие так делают. Но когда кто-то устанавливает иллюзию во дворе, чтобы ее было видно из каждого окна, и держит ее включенной в любое время суток и в любую погоду, начинаешь задумываться о том, что заставляет его так делать.
— …
Доминика не нашлась с ответом.
Дело в том, что отчасти она признавала правоту слов Тору.
Она никогда не задумывалась об этом. Она убеждала себя, что люди поступают именно так… что и она должна была так поступить. Можно сказать, она делала это из чувства долга, а не по собственному желанию.
— Ты ведь на самом деле не так уж и скорбишь, правда?
— Что ты сказал?!
Рука, державшая Тору за воротник, невольно напряглась.
Его ноги оторвались от земли, но юный диверсант совершенно не показывал страха и лишь продолжал щуриться. Затем он сказал таким тоном, словно видел Доминику насквозь:
— Ты ненавидишь себя за то, что почти не скорбишь о смерти любимой сестренки, и поэтому пытаешься заставить себя скорбеть, правда?
— Ты… насмехаешься надо мной?
«Почему этот юноша говорит такие вещи?»
Даже если это правда, в чем смысл озвучивать ее и злить Доминику? Он ведь не мог верить в то, что она так обрадуется этому знанию, что решит отблагодарить его.
— Злишься? — Тору копнул еще глубже.
Это и была его цель? Конечно, разъяренный противник мог забыться и допустить ошибку. А драгуны и их наездники вовсе не были бессмертными. Всего один пропущенный удар мог оказаться смертельным.
— … — Доминика вздохнула и отпустила воротник Тору. — Лучше бы ты сделал это утром. За ночь даже я остыну.
— Ясно, — Тору кивнул и поправил воротник.
Он не выглядел расстроенным. Выходит, он все же не стремился разозлить ее?
Или…
— Проектор… — вдруг вмешался осторожный голос в разговор Доминики и Тору.
Возможно, в тот момент, когда Доминика обернулась, в ее взгляде все еще были видны следы гнева. На мгновение Чайка испуганно втянула голову в плечи, но затем решительно сказала:
— Починить. Простите.
Казалось, что эта сребровласая девочка действительно сожалеет.
Возможно, Тору просто взял ее с собой, не рассказывая о том, что собирается сделать. А может, ему и самому эта мысль пришла в голову спонтанно.
— Копание в механизмах. Уметь.
— …Ладно, — согласилась Доминика, немного подумав. — Делайте, что хотите. Только не думайте, что я отдам останки в обмен на проектор.
И сам проектор, и иллюзия Люсие были очень дороги Доминике… но их можно заменить.
— Конечно. Починка. Завтра. Днем… перед битвой, вернуть, — ответила Чайка, кивая на каждом слове.
Видимо, это означало, что они не собираются использовать иллюзию Люсие для создания хитроумной ловушки.
— Можешь не сомневаться — мы откликнемся на твою просьбу о битве, — добавил Тору, пожав плечами.
Он был диверсантом. Доминика не знала, насколько может доверять его словам.
— Уж надеюсь, — бросила она напоследок и развернулась.
Теперь, когда здесь не было иллюзии Люсие, ей незачем было оставаться.
Впрочем, раз уж на то пошло, сейчас Доминика не видела большой разницы между своей комнатой и обочиной дороги. Ей было все равно, где находиться. Она давно потеряла то место, которое могла бы назвать своим настоящим домом. Любой дом казался ей лишь временным.
Вот только…
— …
В ее голове все еще раздавались слова Тору.
«Ты ведь на самом деле не так уж и скорбишь, правда?»
— Неправда, — Доминика попыталась убедить саму себя. — Это неправда. Мне грустно. Я скорблю. Просто…
Тору ошибался.
Но ошибался он не во всем…
— Это… неправда, — уходя, тихо прошептала Доминика.
Покинув внутренний двор, Тору направился к «Светлане».
Хоть Акари и осмотрела их комнату самым тщательным образом, они все же решили перестраховаться. Тору решил, что окончательные приготовления нужно проводить за пределами особняка.
— Тору, — сразу после того, как они прошли сквозь ворота, обратилась к нему Чайка, шедшая на полшага позади него. — Зачем?..
Она прижимала к груди проектор, который они забрали из особняка.
Сбоку из этого цилиндра торчал метательный нож, который вонзил в него Тору. Это устройство было таким хрупким, что он мог кинуть и камешек... но ему не нужно было уничтожать его. Как раз наоборот, они собирались быстро починить проектор, и поэтому Тору выбрал привычные потайные кинжалы, которые метал очень метко.
Об этой тонкости он рассказал Чайке уже позже.
Тору сожалел об этом... но решение его обуславливалось тем, что эмоциональность Чайки могла оповестить противника о его намерениях и испортить затею.
— Что? Что значит «зачем»?
— Такие. Ужасные. Вещи.
— А-а...
Тору нахмурился.
Видимо, она имела в виду то, что он сломал проектор и наговорил Доминике целую кучу язвительных слов. Действительно, сторонний наблюдатель мог бы подумать, что Тору вдруг резко превратился в беспринципного злодея.
— Я хотел проверить, рассердится ли Доминика, если ей такое сказать, — проговорил он, вспоминая ее лицо. Да, она рассердилась. Но... — Чайка. Допустим...
Остановившись возле «Светланы», Тору обернулся.
Еще с секунду он колебался, но потом решился спросить:
— Допустим, кто-то сказал бы тебе такие же слова в отношении твоего отца. Что бы ты сделала?
— Отца?...Э? — Чайка замерла на месте с растерянным видом.
Ее лицо говорило о том, что она не поняла вопроса Тору.
— Скажем, тебе бы сказали, что ты на самом деле не так уж и скорбишь о смерти своего отца.
— М?.. — протянула Чайка, наморщив лоб.
«Вот именно. Так и происходит», — мысленно прошептал Тору.
В конце концов, скорбь рассеивается. Это не значит, что человек забывает. Просто его сознание со временем свыкается с ней. В какой-то момент человек даже перестает думать о том, скорбит он или нет.