Прямо как с болью.
Не успевшая зажить рана не должна постоянно болеть. Чаще всего в самый первый момент рана болит сильнее всего, но если ее затем не трогать, то боль постепенно притупляется и исчезает. В конце концов, человек даже перестает думать о том, зажила ли его рана и прошла ли боль.
Именно поэтому, если бы Тору сказали, что он «на самом деле не так уж и скорбит о смерти Хасумин», он бы не разозлился. На мгновение он бы растерялся, затем посмотрел внутрь себя, убедился в том, что скорбь все еще на месте, и просто опроверг бы эти слова.
Не потому ли она рассердилась, что сама хотела узнать ответ на этот вопрос?
Что она пыталась заставить себя скорбеть, но ее усилия раз за разом отвергались?
И раз так...
— Плач. Стенания. Уже нет. Но... скорбь. Правда.
— Во-во, — Тору кивнул. — Но сердиться ты бы не стала, да?
— ...Угу, — Чайка утвердительно кивнула. — Но. Я... не видела. Гибель. Отца.
— Так ведь и у Доминики то же самое.
Конечно, бывают случаи, когда из-за того, что не видишь смерти дорого тебе человека, не можешь в нее поверить. Но разве напоминание об этом — повод для злости?
Как бы там ни было, слова и действия наездницы на драгуне вызвали у Тору дискомфорт.
А кроме того...
«Тот факт, что у нее есть останки, означает, что она одна из тех, кто убивал Проклятого Императора.
Еще одним был правитель Дельсоранта.
«Это невозможно. Мы же убили тебя!»
Роберт Абарт сказал именно эти слова.
Пусть они и не спрашивали его, но слова предназначались явно не Акари. А помимо нее в тот момент рядом с Робертом стояли лишь Тору и Чайка.
Выходит, «убитым» по словам Роберта Абарта человеком была Чайка.
На самом деле, до встречи с Чайкой... нет, точнее, до того, как Жилетт рассказал ему, кто она такая, Тору даже не знал, что у императора Газа есть дочь.
Более того, считалось, что правду об императоре не знал никто... что о его личной жизни знали лишь самые приближенные к нему люди.
Но в любой стране, включая Империю Газ, император, король, или любой другой правитель был фигурой публичной. Если у него появлялась семья, то об этом сразу же узнавали все вокруг, а скрыть существование родственников можно лишь очень радикальными методами.
Но при этом... об императоре Газе не знали не только то, была ли у него дочь, никто не знал даже его жен и любовниц. Скорее всего, этого не знали даже жители Империи.
А значит...
«Очень немногим Чайка известна в лицо».
Тем более, когда речь шла о людях из других стран.
А если учесть слова «мы же убили тебя»...
То вывод напрашивался сам собой — Роберт Абарт знал, как выглядит Чайка, потому что видел ее во время атаки на столицу Империи Газ.
Например, он мог увидеть ее, когда входил в императорские покои.
Нетрудно представить, что в ситуации, когда замок, наконец, брали штурмом, император вместе с родственниками собрался вместе, чтобы обсудить план побега. Поэтому Чайка вполне могла находиться рядом с Артуром Газом во время штурма столицы, и неудивительно, что Роберт Абарт, входивший в штурмовой отряд, знал Чайку в лицо.
Если предположить, что Чайка потеряла память о случившемся из-за шока и ужаса... то картина начинала сходиться.
Вот только... если это так...
То и Доминика, бывшая точно таким же героем, должна была знать Чайку.
Но ее лицо оказалось совершенно незнакомым Доминике. С учетом красоты и необычности Чайки, любой бы вспомнил ее, увидев всего раз.
Что это значило?
Быть может, передовой отряд не всегда передвигался вместе?
Конечно, в зависимости от обстоятельств, могло случиться так, что Доминика действительно не видела лица Чайки...
Например, в том случае, если она не присутствовала при смерти императора Газа.
Что означало...
— В любом случае… — сказал Тору, доставая из багажного отсека «Светланы» плетеную корзину.
В ней лежали экипировка и инструменты, которые они взяли с собой, когда покидали Акюру. Во время проникновения в особняк Абартов им была важна незаметность, поэтому большую часть снаряжения они оставили позади. Но к честной битве против наездницы на драгуне нужно вооружиться до зубов.
— Что-то мне неспокойно.
— Неспокойно?
— Я выступил против нее, потому что хотел понять, отчего, но...
— ?..
Чайка склонила голову. Она совершенно не понимала, в чем дело.
— Потом объясню, — бросил Тору, забираясь вглубь корзины.
Чайка какое-то время смотрела на него, а затем...
— Тору... — обратилась к нему немного напряженным голосом.
— Что такое?
— Если случится... опасность для жизни... совет... бежать.
— ...
Тору ненадолго закрыл крышку корзины и повернулся к Чайке.
Какое-то время он внимательно смотрел ей в глаза. Затем Чайка, видимо, смутилась и попыталась отвести взгляд в сторону, но тут Тору протянул руки, ухватил ее за щеки и не дал это сделать.
— М-м?!
— Слушай... — с нажимом произнес Тору. — Такая. Забота. Мне. Не нужна.
— Тору?..
Чайка выпучила глаза.
Тору еще внимательнее всмотрелся в ее фиолетовые глаза и продолжил:
— Я — диверсант. Моя работа состоит в том, чтобы не ценить ни жизни других людей, ни свою собственную.
Тело, душа, навыки... и даже жизнь его были лишь инструментами, предназначенными исключительно для достижения цели.
Такова судьба всех диверсантов и их принцип.
— Но... — казалось, Чайка вот-вот заплачет.
Судя по всему, она до сих пор не задумывалась о том, как ее задача по сбору останков повлияет на других людей, или, по крайней мере, не проникалась этим.
Ее ждали ненависть. Презрение. И более того — утрата.
Возможно, что друзья лишатся жизней.
Она собирала не простые останки, а труп Проклятого Императора. Даже после своей смерти он продолжал влиять на судьбы многих... очень многих людей. Если она хочет заполучить их, то должна поставить на кон жизнь.
Скорее всего, Чайка была готова к тому, что будет жертвовать своей жизнью.
Но для того, чтобы ставить на кон жизни других людей ради собственных капризов, необходима особая подготовка. Требовать ее от девочки, которая хотела лишь похоронить своего отца — слишком жестоко.
Ведь это сродни способности сказать другому человеку: «Умри ради моей прихоти».
Но…
— Прошу тебя, — Тору слегка расслабился и попытался улыбнуться. — Продолжай ставить свои цели превыше всего.
— Тору?
— Или хотя бы не отказывайся от своих желаний из-за опасений за нас. Потому что иначе в чем был смысл нанимать нас?
— … — в ответ Чайка испуганно заморгала.
Похоже, она все еще не понимала, что именно означал наем диверсантов.
— Я же говорил, моя цель — выполнить твои цели. Поэтому… мне тяжело, когда ты заставляешь меня бездействовать.
— Тору… я… — с трудом выдавила из себя Чайка.
И тут…
— А-а?!
В следующее мгновение Тору резко оттолкнул от себя Чайку и, пользуясь полученным импульсом, отскочил назад.
Прямо между ними пролетело что-то черное.
Это что-то ударилось о борт «Светланы» и отлетело в сторону.
— Так…
Тору выбросил вперед руку и схватил объект.
Им оказался метательный нож, окрашенный матово-черной краской, поглощавшей свет. Все диверсанты без исключения носили с собой несколько штук, хотя форма их нередко отличалась.
А значит…
— Акари! — Тору обернулся и уперся взглядом в сестру, как раз вышедшую из особняка Скоды. — Что ты творишь?!
— Брат… — Акари прищурилась. — Я едва успела спасти тебя.
— От тебя кто бы меня спас! — ответил Тору, возвращая ей нож легким броском. — С чего ты вдруг…
— Поцелуй под покровом ночи… это так в твоем стиле, брат.
— О чем ты?!
Несмотря на эти слова, Тору прекрасно понимал, о чем говорила Акари.