Пока везли, кровотечение прекратилось. Но целых два дня ее продержали в больнице, искололи за это время все вены и под странное нашептывание отправили в институт крови, чтобы промучить еще два дня и там. И промучили, и крови вытянули, наверное, не меньше, чем вытекло по причине болезни. А влить обратно — ничего не влили. Сказали, что с такой кровью жить человеку нельзя, куриная кровь какая-то, нечеловечья, и странно, что она вообще жива… Наблюдать, сказали, будут постоянно, пока не выяснят точный состав. Наблюдатели… Из-за них проморгала она соревнования, хорошо, мальчики ее выступили удачно.
Перед отъездом счастливые моделисты-конструкторы решили устроить ей показательные выступления.
Когда садились в переполненный автобус, ей показалось, что все это было уже — солнечный день, в руках хрупкие самолетики, ситцевое платье, мороженое на остановке…
В автобусе было так душно, что она испугалась, как бы снова не пошла носом кровь, тем более, что переносицу прямо жгло от нестерпимого зуда. И руки заняты… Она едва сберегла победные крылья — две атлетического вида женщины рвались к выходу. Когда, наконец, исчезли их спины, она прикрыла на мгновение глаза и увидела лысого красноармейца, сидящего на заднем сиденье, затылком к ней, у окна — винтовка с окровавленным штыком. У нее, как у охотника в решающий миг, остановилось дыхание. Она посмотрела на свои руки. Правая сжимала копье, левая — поручень. Осторожно раздвинув толпу, пробралась Чайка к красноармейцу… тихо занесла руку… и прямо в основание шеи… Уже падая, заметила, как ломается у острия тонкое древко.
15
Почему же он ничего не сделал, почему сидел, не вставая, прижав Уши, как заяц? — лежа в постели, задавал себе вопросы Степан Демьянович, недавно возвратившийся в родной город со всесоюзного слета ветеранов. И почему так болит позвоночник? Не падал, не простужался. Врачи — мразь, ни черта дельного сказать не могут. А болит, зараза… Да, странно, какая-то полоумная старуха с игрушечными самолетиками… Конечно, полоумная, где видано, чтобы старухи с моделями в автобусах ездили! И чего это он испугался? Фанеры? От те раз, и глаз не поднял, кто и чего. И слет этот какой-то дерганый был, ветераны — наглые. Пехота, понимаешь, окопы! Всё разобраться хотят! Чего разбираться — победили и баста! Каждый на своем месте был… А то по их, пехотному, выходит, что не с лютым врагом воевали, а на речку выходили биться — стенка на стенку. С честью и по правилам. Надо быть круглыми идиотами, чтобы не понимать: «по-правилам» стухло давно и ток кой-где еще лежит-пованивает. И какой дурак сейчас за перчаткой полезет! Умный — ударит, и не по чести станет бить, с выкрутасами, а по выгоде. О-о!.. И без вас обошлись бы!.. Ну, пехота, попадись ты мне в сорок третьем, показал бы, как контрразведку шельмовать.
Лежи, говорят. А чего лежать-то, когда болит и болит. Не думай, отвлекись, — что за советы, лекари, мать их…би! Мысль она же, как яма — ты из нее, она — из тебя… Допрыгались со своей демократией, вот уж и старухи с планерами… А там, глядишь, и мужики с топорами… Помереть не дадут спокойно. Планера эти, разлетались!
Вспомнив планеры, Степан Демьянович разгневался еще больше… Не мог он терпеть этого слова, и самолетов не любил, когда служил — летал, приходилось, разве откажешься, а как на пенсию вышел — все, ни шагу на борт, даже в Сибирь поездом ехал — трое суток тряс в вагоне свое грузное тело, как какой-нибудь половик.
От те и Сибирь, и чего подался? Там и застудил, видать, в поезде… купе, мать их ети, называется, щели в палец толщиной. Сыновей мирить ездил, тоже, чего удумал, мирить. Что один — ковыряло, забрался за Урал, инженерит, что другой — как отдал его в дело, так до сих пор из статистов не выберется. Вроде сыновья, а вместе собрать, что ни слово — разлад и злоба, злоба, мать ее, нечеловеческая, тут и драка приключится может, и до Каинова греха недалеко. Ну ладно, тот инженерит, с голоду не мрет, ни позора, ни славы, а младший, младший-то, если раньше его хоть в «адидасах» на рок-концертах кривляться заставляли или майку цеплять с лапой куриной, ну ладно там, козу делал, или марафон мира бежал, а сейчас шабаш какой-то, — псалмы учить заставляют, и молитву, и креститься на ходу, а служат кому, наших, попов, что ли мало? — из-за океана выписывают, параноиков каких-то… Нет, не выбраться из оцепления Яше, раз на роду так написано, вовек не выбраться, запалу нет, а судьба и на том свете хозяйка, дело известное, не успеешь умереть, а уж, глядь, выряжают тебя в униформу и опять в оцепление — рай от грешников охранять. Рай?..