— Куда я его возьму? Что у меня, сто пароходов, что ли? Сам знаешь, нет у меня вакансий сейчас. Я ведь насчет второго сам тебе сказал: ему надо дать самостоятельную работу. Но сегодня ее еще нет.
— А ты поищи.
— Вот черт упрямый! Я же тебе русским языком говорю — не могу.
— Ты не кипи, не кипи. Не самовар ведь, а начальник.
— Да ведь твой Таволжанов только начал плавать, диплом получил всего полгода назад. Пусть пооботрется, приобвыкнет, навык приобретет.
— Неповоротливым ты стал, Колька… Обюрократился, что ли? Этому я тебя учил? Боишься всего… Чего бояться-то? Парень энергичный, с головой, жадный до штурманского дела, вот и давай ему простор, двигай его смелей! Тебе же скоро капитанов много потребуется, пароходы-то новые строятся ведь. Где ты капитанов возьмешь? А тут, понимаешь, свои кадры перспективные. Так нет же, добра не понимает человек…
— Ты меня не подталкивай! Как-нибудь без тебя разберусь, кого в капитаны брать и откуда.
Оба замолчали.
Бом! — гулко пробили часы в приемной.
— Ну, чего сидишь? Иди давай, иди. Не тяни из меня жилы. Мне завтра с утра в обком с докладом являться, а туда с ясной головой ходят.
— Не уйду. Подпиши приказ, и я сам отведу тебя под руки домой, ботинки с тебя сниму и спать уложу. Я ручаюсь за этого парня головой. Ты что, мне не веришь?
— Да верю я тебе, верю!
— Ну, так какого же черта меня здесь столько времени выдерживаешь?
Бурмистров широко открыл глаза и вдруг расхохотался.
— Вот это номер! Я его, видите ли, тут держу. На какой ляд ты мне сдался?
— Стало быть, сдался… Кравчука пошли на большой пароход старпомом. Он службу знает, старательный. На подходе «Валдайлес». Там старпом серьезно заболел, на инвалидность уходит. Вот и замени его Кравчуком. И все будут довольны.
— Ишь ты, все у тебя уже рассчитано. Тогда давай садись на мое место и командуй, раз так у тебя все хорошо получается. А я опять капитаном пойду плавать, только чтобы ты, дорогой друг, из меня жилы не тянул.
— Зачем на твое место? Я моряк и умру на море.
— А я кто же, по-твоему?
— Не цепляйся к словам. Раз поставили тебя на этот пост, значит так надо. Вот и трудись.
Помолчали.
— Ну, договорились?
Бурмистров выдохнул.
— Ладно, договорились. Сделаю, как просишь. Ночевать-то на пароход пойдешь? А то давай ко мне, хоть подкормит тебя Анна.
— Ладно, меня и на судне неплохо кормят. Отходим рано утром, лучше к себе пойду.
— Ну, будь.
— Будь. Привет Аннушке.
— Заходи с приходом.
— Зайду.
Шулепов поднялся, протянул руку Бурмистрову и вдруг порывисто обнял его.
— Ты не серчай на меня, Николай. А к Таволжанову присмотрись попристальней, тут тебе хороший кадр будет, это я точно говорю.
Шулепов ушел.
Начальник пароходства перевернул листок календаря и написал:
«Таволжанов. Назначить вторым помощником к Шулепову. Приказ».
ЧАЙКИ САДЯТСЯ НА ВОДУ
Еще во время выгрузки на острове Желания капитан парохода «Кильдин» Шулепов получил штормовое предупреждение. Синоптики обещали девять-десять баллов от норд-оста в течение ближайших часов.
Радиограмма начальника пароходства была лаконична:
«Без крайней необходимости в море не выходить. Оставаться в бухте до улучшения погоды».
Шулепов усмехнулся: «Без крайней необходимости…» Знает не хуже меня, что оставаться в бухте мне нельзя. Норд-остовый ветер натащит за ночь ледовых полей, и тогда не миновать зимовки на этом островке под восьмидесятым градусом северной широты.
Повезло еще, сюда дошли по чистой воде. В такое позднее время года море в этих широтах редко бывает чистым ото льда. Нет, товарищ Бурмистров, советом вашим мы не воспользуемся, рисковать зимовкой не будем, а поспешим отсюда скорее убраться. Отстаиваться здесь никак нельзя.
Остров Желания прикрыл своими скалами пароход «Кильдин» от первых ударов шторма. Но чем дальше уходил пароход от берегов острова, тем гуще взвывал ветер и круче дыбились волны, настигая «Кильдин». Весь в шапках пены вспухал за кормой парохода тяжелый водяной холм. Наваливаясь на корму, холм вытягивался в высоту и на мгновение прикрывал пароход от ветра. В наступившей тишине корма, словно в испуге, вдруг начинала припадать к подножью настигавшего ее водяного вала; море рушилось под корму парохода, и та стремительно летела вверх по крутому склону волны. Но волна прокатывалась от кормы к носу, и пароход, повинуясь ее ходу, начинал выпрямляться, и вот уже корма рушилась в провал между волнами, а нос парохода вздымался к самому небу, едва не царапая форштевнем низкие тяжелые тучи. И так раз за разом, волна за волной, с кормы на нос, переваливаясь, шел «Кильдин» от острова Желания к порту Мурманск. Надо было поскорее убежать от ледовых полей, несущих с собой вынужденную зимовку.