Вилкс долго расспрашивал Яниса, как выглядит Будрис, чем он занимается «в личной жизни», но Приеде отвечал сдержанно:
— Встретишь, увидишь…
Когда любопытство Вилкса начинало надоедать, Приеде сухо напоминал о конспирации, и Вилкс замолкал.
И вот Вилкс и Приеде шли на эту встречу.
Майский вечер был ясен, спокоен. Прошла поливальная машина, подняв серебряные крылья. Цветы, сбрызнутые водой, выглядели тоже как серебряные. Мужчины и женщины заполнили тротуары, влюбленные стояли в подъездах, сидели в скверах. Играли дети под внимательным взглядом мамаш и нянек.
На открытых площадках кафе и ресторанов слышалась танцевальная музыка, звон бокалов, посуды, вилок и ножей. Рига веселилась перед выходным днем.
Приеде и Вилкс вошли в парк Зиедоня, прошли в третью аллею и сели на свободную скамейку.
Вилкс никак не мог скрыть своего волнения. В конце концов, Приеде недовольно заметил:
— Надо быть сдержаннее! Ты не невеста, которая ждет прихода жениха и боится не понравиться ему! У нас деловое свидание!
В глубине аллеи показался высокий, стройный человек. Белый макинтош он нес на руке, шел неторопливо. Он остановился возле третьей скамьи, оглядел двух притихших отдыхающих, спросил:
— Не помешаю, простите?
Эта незначительная перестановка слов в обычной фразе была паролем.
Но Вилксу пароль уже не был нужен. Он с восторгом рассматривал этого человека и, кажется, готов был доверить ему свою жизнь без слов. Приеде ответил:
— Пожалуйста, что вы!
Будрис откинулся на спинку скамьи, перебросил плащ на колени и закурил. Искоса посмотрев на Приеде, сказал:
— Теперь, Янис, вы можете нас оставить…
Янис поднялся, кивнул Будрису, предупредил Вилкса:
— Я подожду тебя у выхода, на одной из скамеек слева.
Вилкс и Будрис остались одни.
Вилкса словно подтолкнули. Он пошевелил пересохшими губами, спросил:
— Надеюсь, все в порядке?
— Несомненно! — Будрис улыбнулся. — Я слушаю вас. Приеде уже сообщил мне, что вы прибыли с Запада и у вас есть радиосвязь. Чем могу служить вам?
— Нам хотелось бы попасть в один из лесных отрядов…
— Да, у меня есть некоторые связи с такой группой, — подтвердил Будрис. — Но меня занимает, действуете ли вы в этом случае по собственному почину или у вас есть специальное задание? Как вы понимаете, пребывание в такой группе не совсем безопасно. И туда нельзя ехать как в туристский кемпинг — на день или на неделю. Вы волей-неволей подчиняетесь руководству группы, связываете свою судьбу с судьбой всех членов группы, а отлучаться оттуда без особого разрешения невозможно.
— У нас именно такое задание! — горячо подтвердил Вилкс. — Мы должны остаться в группе и вести нашу работу там, на месте. Наша главная задача — связать такую группу с Западом и создать в лесу плацдарм для приема подкреплений, снаряжения, средств и тому подобного, что может быть направлено с Запада для облегчения жизни таких групп и для усиления их активности.
— А если эти ваши «подкрепления» поступят так же, как один из ваших спутников? Его звали, кажется, Лев, но он оказался трусливее зайца, не так ли?
Вилкс понимал, что о бегстве Лаувы ему придется рассказывать. Однако убийственная ирония Будриса относилась не только к беглецу, она задевала и Вилкса. Он сердито возразил:
— Всякое дело имеет и своих адептов и своих ренегатов…
— Но у нас ведь тоже нет гарантии, что бегство Лаувы прошло для вас бесследно. А вдруг за вами уже ходит «хвост»? Или вы в душе одобрили поступок вашего коллеги?
— Он не коллега, он изменник! — угрюмо возразил Вилкс.
— Расскажите о себе! — вдруг другим тоном попросил Будрис.
Он сидел, курил, оглядывая подернутые словно зеленым дымом молодые деревья и кустарник, и, казалось, не слушал. Однако едва Вилкс допускал какую-нибудь заминку, требовательно повторял:
— Дальше, дальше!
Никогда, ни в одной исповеди Вилкс не говорил о себе и о своих надеждах с такой горячностью. Что-то толкало его обязательно убедить этого человека в своей страстной приверженности тому делу, которое он хотел делать и за страх, и за деньги, и даже за совесть, так как он мыслил жизнь только в одной категории — в той, какой она была в этой стране много лет назад. Он хотел идти напролом, идти с завязанными глазами, не желая замечать ничего вокруг — ни перемен, ни людей.
Будрис ничем не выказывал своего отношения к этой исповеди. Выслушав ее до конца, он равнодушно сказал:
— Речь, самая страстная, не заменяет верительных грамот. А у вас их нет. Между тем я должен доверить вам жизни моих друзей…
— Но моя радиостанция…
— Э, чекисты тоже умеют работать на передатчиках. И порой они засылали в наши группы довольно знающих людей. Ведь малейшее подозрение со стороны наших лесных друзей может стоить вам жизни! Значит, я обязан поручиться за вас, чтобы не возникло никакого недоразумения…
— Если позволите, я могу предложить один способ проверки. Вы назовете мне одну-две песни в известной последовательности, я сообщу об этом в Англию, и в условный час англичане передадут их в своей радиопрограмме на Латвию… Вы услышите их при помощи любого приемника. Согласны?
— Да, это можно считать верительной грамотой! — Будрис насвистел несколько тактов из народной песни. — Пусть будет так: вот вам две песни, «Айя-жужу» и «Зеленая щучка». Жду их в воскресной передаче…
— Но ведь пройдет целая неделя! — разочарованно сказал Вилкс.
— Не беспокойтесь! В это время, если мы договоримся, вы будете уже гостями леса! Если условная передача состоится, значит, все в порядке, если нет, — ну что ж, мы дадим вам еще время для новой проверки…
— Состоится! — воскликнул обрадованный Вилкс.
— Но вы должны знать следующее: все распоряжения командира выполнять беспрекословно; из расположения лагеря одним не выходить; все письма для англичан вы обязаны передавать через командира мне, отправку организую я; рекомендую также знакомить командира с текстом радиограмм в ваш центр, это необходимо для поддержания уверенности наших людей в полной безопасности группы.
— Согласен! — торжественно ответил Вилкс.
— Очень может быть, что вы услышите упреки за политику Запада…
— Я сам принадлежу к тем, кто ненавидит Запад за его проволочки и лицемерие! — горячо заговорил Вилкс. — Подумайте, они до сих пор все стараются делать нашими руками!
— Как патриот Латвии, я согласен с вами, — Будрис вздохнул. — Вы не представляете, сколько мы понесли напрасных жертв! — тут он помолчал, пожал плечами. — Но представьте себя хоть на минуту политиком! Вы невольно поймете, что для Запада все еще не время вмешиваться в дела Советов. Об этом тоже приходится думать! Теперь мы вынуждены несколько изменить тактику и стараться сохранить наши кадры.
— Я вполне согласен с вами! — несколько робея, но, стараясь показаться решительным, поддержал Вилкс.
— И еще одно, — внушительно сказал Будрис. — Вы обязаны соблюдать тактические приемы отряда: сохранение наших кадров на будущее. Если у вас есть свое мнение относительно нашей тактики, то все равно, находясь в отряде, вы не должны распространять его, особенно в беседах с нашими людьми. Они и так перенесли немало потерь, не следует раздражать их намеками на то, что они плохо действуют. О том, как они действуют, мы знаем. И не надо обижаться, если они не будут откровенны на этот счет. Вы придете и уйдете, а им оставаться!
— Ну что вы, я сам счастлив, что попадаю в дисциплинированный отряд! Попасть к головорезам — несчастье! Я понимаю, что после каждой акции начинаются аресты, поиски, разгромы. А кто же останется на будущее? Нет, тут мы целиком согласны с вашей политикой!
Парк постепенно пустел. Скамьи освобождались. Вилкс чувствовал себя несколько стесненно: он занял У Будриса почти два часа.
— Что ж, готовьтесь к отъезду, — сказал Будрис. — Вас увезут с комфортом, на машине.
Вилкс торопливо спросил:
— А не безопаснее ли добраться до отряда пешком? Ведь автомашину могут остановить для проверки документов…
— Машина пойдет с путевкой, вас укроют вместе с грузом, поэтому документы проверять не станут.