Так как ни рация, ни деньги, ни шифры, ни яды не найдены, то есть надежда, что Альвирас не проговорится. На всякий случай люди из отряда уходят в лес довольно далеко от того бункера, который знает Альвирас. После этой радиограммы Бертулис может слушать только «слепые» передачи в течение месяца. Сам же в эфир выходить не должен. Работать на рации поручено Билю, находящемуся в лесу. Будрис просит продолжать готовить переброску нового десанта через море, так как Силайс обещал прислать человека, умеющего изготовлять паспорта. Одна из причин трагедии Альвираса — это отсутствие у него надежных документов.
Кох попросил:
— Воды бы мне…
— Сейчас поедим.
— Некогда. Принеси воды, я пойду дальше.
Бертулис принес воды, спросил:
— А что, этот человек, что умеет делать паспорта, приедет?
— Говорят, что приедет.
— Так хочется получить паспорт!
— У тебя же есть один! Который привез Альвирас. Боюсь, что паспорта будут просто липой! Ну, я пошел!
Теперь Бертулис не боялся Мирдзы, сел шифровать телеграмму рядом с ней. Даже сказал ей с какой-то отчужденной улыбкой:
— Альвираса арестовали…
Ночью он вышел в эфир. В радиограмме было очень много групп. Бертулис начал волноваться с первого момента передачи. Для того чтобы сократить свое пребывание в эфире, Бертулис работал на ключе очень быстро. Поэтому оператор разведывательного центра неоднократно просил повторить передачу отдельных групп.
Конечно, он почувствовал, что Бертулис нервничает. Но радиограмма оставалась нерасшифрованной. Только количество групп говорило о том, что передача очень серьезна. Радист предложил Бертулису повторить сеанс связи…
На следующую ночь Бертулис снова сидел в бане. Окно было зашторено, лампочка маленькая. Настало время запасного сеанса. Радист из Лондона передал группу цифр и знак — «расшифровать немедленно!». Бертулис расшифровал и прочитал: «Аресты есть?»
Бертулис снова передал, что Альвирасу проще простого выдать себя за «лесную рысь» или за беспаспортного бродягу… Радист после приема всех последних групп ответил: «Связь прекращай! Слушай «слепые» передачи!»
Бертулис размонтировал радиостанцию, уложил в чемодан и спрятал его в тайник под полом бани. Для того чтобы слушать «слепые» передачи радиоцентра, было достаточно портативного приемника.
17
Биль тихо прожил всю зиму на хуторе, не выходя в эфир. Такая жизнь ему очень нравилась, конечно по сравнению с лесной. Сиди в теплом доме, выходи напилить и наколоть дров, сходи к колодцу по воду, если хозяйка занята, а вечером ложись спать спозаранку, лежи и мечтай о будущем. Например, о том, что когда он вернется в Англию, то там будет лежать в банке круглая сумма на его имя. Он может купить бензозаправочную станцию где-нибудь неподалеку от Лондона и работать вместе с женой (вернувшись, он обязательно женится).
В начале мая за ним пришел Граф и приказал немедленно уходить в лес. Хозяева напекли хлеба, дали несколько килограммов колбасы домашнего приготовления.
Дорога была сырой, лес мокрым, все озера и родники, лога и речки полны водой.
Они миновали два лога, две речки, но Граф все торопил и торопил, не разрешал разжечь костра, чтобы обсушиться. В конце пути он не вытерпел и сказал:
— Ты, я вижу, хочешь испытать участь Альвираса!
— А что с Альвирасом?
Граф глухо сказал:
— Арестован!
Биля словно ударило током. Он даже расспрашивать не стал. Только ускорил шаг.
Но вот они вышли на ровное место. Где-то тут и должен быть бункер. Их окликнули:
— Пароль!
— Латвия! — вполголоса ответил Граф.
— Идите!
Они прошли, так и не увидав, откуда их окликнули, только Граф покачал головой:
— Вот спрятались!
Еще полкилометра. Запахло дымком, едою. Вот наконец и бункер. Здороваясь с ребятами, они уселись у печи.
— Кто в секрете? — спросил Граф.
— Новенькие! — отозвался Мазайс.
— Хорошо стерегут! — похвалил Граф. Потом осмотрелся, сказал: — Давайте позавтракаем, поспим, а днем я сообщу, что делать дальше. Согласны?
Граф и Биль проспали до полудня. Их не будили. Все разошлись по своим делам: кто-то ушел охотиться на уток, двое пилили дрова, третий носил их и складывал неподалеку от бункера. Еще двое сменили караул и спрятались возле тропки, которую понемногу проторили к своему жилью.