1. Главная
  2. Книги
  3. Гребінка Євген
  4. Чайковский
  5. Страница 9
Выбрать главу

- Я раз­ве­даю, - быст­ро про­юво­ри­ла шин­кар­ка, схва­тив со сте­ны ружье, - а вы топ­чи­те, га­си­те огонь.

Огонь по­га­шен; в тем­но­те за­щел­ка­ли кур­ки ру­жей и пи­столетов и про­шеп­тал один ка­зак:

- Скачут; сильно ска­чут; уж не крым­цы ли? Го­во­рят, они сби­ра­ют­ся на гет­ман­щи­ну. - И все ста­ло ти­хо, как в гро­бу. Чья-то мяг­кая ру­ка сильно схва­ти­ла за ру­ку Алек­сея, и кто-то про­шеп­тал ему на ухо:

- Ступай за мной, я спа­су те­бя.

- Кто хо­дит? - спро­сил Ни­ки­та.

- Это я, - ска­за­ла Татьяна, - си­ди­те смир­но; пой­ду прове­даю, что де­ла­ет­ся.

Она выш­ла и вы­ве­ла за со­бой Алек­сея. Ночь бы­ла ти­хая, без­лун­ная; звез­ды яр­ко го­ре­ли на чис­том не­бе; чуть слыш­но роп­тал ру­чей, раз­би­ва­ясь о встреч­ные ка­меш­ки, да по­рою ше­лес­те­ла зем­ля, сы­пав­ша­яся из под ног шин­карки, ко­то­рая ос­то­рож­но про­би­ра­лась меж­ду ска­ла­ми вверх по тро­пин­ке. Вда­ли на сте­пи слы­шал­ся глу­хой то­пот. С пол­верс­ты шел Алек­сей за Татьяною вниз по ручью; по­том она быст­ро вско­чи­ла на ска­лу и поч­ти вта­щи­ла ту­да за ру­ку Алек­сея, разд­ви­ну­ла тер­но­вик, се­ла на ка­мень, по­садила воз­ле се­бя изум­лен­но­го по­по­ви­ча и ска­за­ла:

- Не бой­ся, ни­че­го не бой­ся; мне жал­ко ста­ло те­бя, они б те­бя уби­ли ни за что, вот я и вы­пус­ти­ла в степь ка­зац­ких ко­ней; ко­ни по­бе­га­ют да и при­бе­гут сю­да, а на­шим гуля­кам стра­ху за­да­ла: они за­бы­ли о те­бе с пе­ре­пу­гу. Си­ди здесь; как ус­нут на­ши, мы убе­жим; тво­его ко­ня и еще дру­гого я на­роч­но ос­та­ви­ла: я ук­ра­ду у Вар­ва­ры ме­шок дука­тов, и мы слав­но за­жи­вем. Хо­чешь?

- Пожалуй, убе­жим, я те­бе за это зап­ла­чу, а зо­ло­та не крадь у тет­ки; грех красть.

- Какая она мне тет­ка!.. Тво­ей пла­ты я не возьму: не век же мне все де­лать за пла­ту!.. Си­ди смир­но; пос­ле­завт­ра бу­дем да­ле­ко, у вас, на гет­ман­щи­не.

- Нет, я хо­чу в Сечь.

- Зачем те­бе в Сечь?

- Видишь, Татьяна: я люб­лю де­вуш­ку бо­га­тую, знат­ную, люб­лю и не мо­гу наз­вать ее сво­ею; так пусть же про­па­дет моя го­ло­ва, ко­ли поз­во­ли­ла серд­цу по­лю­бить не­ров­ню. По­еду в Сечь, авось в схват­ке сло­жу го­ло­ву под но­жом та­тарина.

- И ты ее лю­бишь?

- Очень люб­лю.

- И она хо­ро­ша?

- Лучше всех на све­те! Я ее люб­лю больше все­го, больше сво­ей жиз­ни. Ес­ли мне до­ве­дет­ся уме­реть за нее, я по­благодарю бо­га; мне бу­дет ве­се­ло и уми­рать.

- Я бы уби­ла ее.

- За что?

- Так. От­че­го она счаст­ли­ва, от­че­го ме­ня ни­ког­да ник­то не лю­бил так? Лас­ка­ли ме­ня, как со­ба­ку, и, как со­ба­ку, от­талкивали но­гою, ког­да я нас­ку­ча­ла им. Алек­сей, по­це­луй ме­ня как сест­ру; хоть из ми­лос­ти… Я по­лю­би­ла те­бя с пер­вого взгля­да; я сме­ялась, шу­ти­ла, пе­ла пе­ред то­бою - а ты был грус­тен, да­же не улы­бал­ся, от че­го хо­хо­та­ли дру­гие; да­же не смот­рел на ме­ня, и мне ста­ло со­вест­но са­мой се­бя; я бы­ла сер­ди­та; мне ка­за­лось, я не­на­ви­жу те­бя, ка­за­лось, го­то­ва бы­ла убить те­бя, и не знаю, че­го бы ни да­ла, чтоб спас­ти те­бя от пьяных ка­за­ков… Бог с то­бою, лю­би дру­гую! Не ду­май обо мне, только по­це­луй ме­ня… Мне ночью прис­нит­ся твой об­раз, твои стыд­ли­вые очи, крот­кие ре­чи, твой по­це­луй, и мне ста­нет ве­се­ло, ве­се­ло… По­це­луй же ме­ня! Пос­мот­ри, я пла­чу, ей-бо­гу, пла­чу!. Ну, вот так, спа­сибо! Си­ди смир­но, спи на здо­ровье; ка­за­ки прос­пят­ся - все за­бу­дут; они лю­ди доб­рые… вы по­еде­те вмес­те…

И, жар­ко, су­до­рож­но об­няв и по­це­ло­вав Алек­сея, Татья­на из­чез­ла в кус­тах тер­нов­ни­ка.

Несколько вре­ме­ни был слы­шен то­пот око­ло бал­ки, по­том гром­кие го­ло­са ка­за­ков, ло­вив­ших ло­ша­дей, по­том воск­ли­ца­ние: "Агов, Алек­сей! Где ты? агов!.." За­тем кака­я-то пес­ня, звон раз­би­то­го стек­ла, еще ка­кие-то от­го­лос­ки все ти­ше и ти­ше.. и Алек­сей зас­нул.

Было уже око­ло по­луд­ня, ког­да прос­нул­ся он; пе­ред ним сто­яла Татьяна.

- Я приш­ла бу­дить те­бя, - го­во­ри­ла она, - и жал­ко бы­ло бу­дить, так хо­ро­шо спал ты. Вста­вай ско­рее; Ни­ки­та и ка­заки го­то­вы ехать на Сечь.

- Ехать, так и ехать, - от­ве­чал Алек­сей. Ни­ки­та, уви­дев Алек­сея, очень об­ра­до­вал­ся; ка­за­ки удив­ля­лись, как он мог про­пасть из шин­ка, буд­то сквозь зем­лю про­ва­лил­ся, и пред­ре­ка­ли из не­го в бу­ду­щем ве­ли­ко­го ха­рак­тер­ни­ка; но и Ни­ки­та и все во­об­ще не мог­ли предс­та­вить, как мог че­ловек вы­тер­петь, не от­дать на по­пой­ку чу­жих де­нег и да­же чуть не по­пал че­рез это в весьма неп­ри­ят­ную ссо­ру.

- Странное де­ло для ме­ня ба­бы, - го­во­рил Ни­ки­та, выез­жая из бал­ки, - ник­то их не пой­мет. Хо­чешь поцелова­ть Та­тьяну - бьет по ру­кам, ца­ра­па­ет­ся, как кош­ка, а выезж­аешь - не вы­тер­пит, в сле­зы уда­рит­ся!

Алексей ог­ля­нул­ся: сто­ит Татьяна над бал­кою, смот­рит им вслед и оти­ра­ет гла­за бе­лым плат­ком.

VII

Обычаи за­по­рожс­кие чуд­ны!

Поступки хит­ры! И ре­чи, и вы­мыс­лы ост­ры и больше на кри­ти­ку по­хо­жи.

Никита Корж

Начало ве­че­реть, ког­да пе­ред на­ши­ми путешественни­ками­ отк­ры­лась кре­пость, об­не­сен­ная вы­соким зем­ля­ным ва­лом, с глу­бо­ким рвом вок­руг и палисадо­м;вал был устав­лен пуш­ка­ми; за ва­лом раздавался­ го­вор, ды­ми­лись тру­бы, блес­тел зо­ло­той крест церк­ви и тор­ча­ла вы­со­кая колок­ольня; из ее окон гля­де­ли пуш­ки на все че­ты­ре сто­роны.

- Вот и Сечь-ма­ти! - ска­зал Ни­ки­та.

- И свя­тая Пок­ро­ва, - при­ба­ви­ли ка­за­ки, сня­ли шап­ки, пе­рек­рес­ти­лись и въеха­ли в го­родс­кие во­ро­та. Ка­за­ки поеха­ли по сво­им ку­ре­ням, а Ни­ки­та пря­мо к ко­ше­во­му пред­ставлять но­воб­ран­ца.

- А что, уз­нал ты Збо­ровс­ко­го? - спра­ши­вал Ни­ки­та, идя от ко­ше­во­го к ку­ре­ню.

- Как не уз­нать! Он тот са­мый Стриж­ка, с ко­то­рым не раз мы гу­ля­ли в Ки­евс­кой бур­се. Я уже хо­тел приз­наться, да та­кая в нем важ­ность!..

- Важная фи­гу­ра, нас­то­ящий ко­ше­вой! Всем го­во­рит: "Здо­ро­во, бра­ти­ку", буд­то прос­той ка­зак, да как ска­жет: "бра­ти­ку", слов­но ту­ма­ка даст, только кла­ня­ешься - настоя­щий на­чальник.

- Я ду­мал, он уз­на­ет ме­ня.

- Молчи, бра­ти­ку, он уз­нал те­бя, я это сей­час за­ме­тил; да се­бе на уме, вер­но, так на­доб­но. Прав­ду го­во­рит пес­ня:

Только бог свя­той зна­ет,

Что ко­ше­вой ду­ма­ет, га­да­ет!..

А вот мы уже близ­ко на­ше­го По­по­ви­чевс­ко­го ку­ре­ня. Есть ли у те­бя в кар­ма­не ко­пей­ка?

- Больше есть.

- Я не спра­ши­ваю больше; а есть ли ко­пей­ка?

- Найдется.

- Ну, так вой­дем в ку­рень; ско­ро ста­нут ве­че­рять.

Курень бы­ла од­на ог­ром­ная ком­на­та вро­де большо­го руб­лен­но­го са­рая, без пе­ре­го­ро­док, без от­де­ле­ний, могу­щая вмес­тить в се­бе бо­лее пя­ти- или шес­ти­сот че­ло­век; кру­гом под сте­на­ми ку­ре­ня до са­мых две­рей бы­ли постав­лены­ чис­тые де­ре­вян­ные сто­лы, вок­руг их - скамьи; пе­ред­ний угол был ус­тав­лен ико­на­ми в бо­га­тых зо­ло­тых и се­реб­ря­ных ок­ла­дах, ук­ра­шен­ных до­ро­ги­ми ка­меньями; пе­ред ико­на­ми теп­ли­лись лам­па­ды и ви­се­ло большое се­ребряное цер­ков­ное па­ни­ка­ди­ло; нес­колько де­сят­ков вос­ковых свеч яр­ко го­ре­ли в нем и, от­ра­жа­ясь на блес­тя­щих ок­ла­дах об­ра­зов, ос­ве­ща­ли весь ку­рень. Под об­ра­за­ми, за сто­лом, на пер­вом мес­те си­дел ку­рен­ной ата­ман.

Когда Ни­ки­та с Алек­се­ем вош­ли в ку­рень, ка­за­ки уже со­брались к ужи­ну и тол­пою сто­яли сре­ди ком­на­ты, гром­ко раз­го­ва­ри­вая кто о чем по­па­ло. Вси­лу про­тол­ка­лись они к ата­ма­ну меж­ду ка­за­ка­ми, ко­то­рые, не­охот­но по­да­ва­ясь в сто­ро­ны от щед­рых толч­ков Ни­ки­ты, про­дол­жа­ли разго­варивать, да­же не об­ра­щая вни­ма­ния на то, кто их тол­кает.

полную версию книги
~ 9 ~