Здесь надо сказать, что среди других подрядчиков Мекк оказался не только более честным, но и более компетентным. Тогдашний главный инспектор железных дорог Андрей Иванович Дельвиг, который около года исполнял обязанности министра путей сообщения, имел непосредственный доступ для доклада к Александру II и был в курсе всех махинаций подрядчиков и правительственных лиц. В своих воспоминаниях он приводит сравнительные стоимости постройки одной версты Либавско-Роменскои дороги, предложенные различными подрядчиками. Из трех конкурентов Мекк дал самую низкую стоимость. При этом Дельвиг отмечает, что качество работ, производимых Мекком, которые он лично инспектировал, отличалось в лучшую сторону от других подрядчиков, экономивших на всем в целях получения максимальной прибыли. В печати тоже отмечалось, что Либавская дорога была построена за невиданно низкую цену и на высоком техническом уровне. С усилением конкуренции начало расцветать взяточничество, которое достигло таких размеров, что правительственные чиновники брали за устройство подряда по 4000 рублей за одну версту дороги. Дошло до того, что на высокопоставленных членов правительства вплоть до министра оказывали нажим через самого царя, используя для этого даже его любовницу Екатерину Михайловну Долгорукову, а также ее родственниц и приятелей. Из подрядчиков особенно усердствовали Губонин и Ефимович. Дельвиг в пору исполнения обязанностей министра, услышав от царя указание отдать Либавско-Роменскую дорогу Ефимовичу, а Лозово-Севастопольскую — Губонину, был ошеломлен. Ведь для него, никогда не бравшего взяток, было просто страшно заподозрить царя в том, что и он вовлечен во взяточническую круговерть. Иначе такое противоречащее всякому смыслу волевое решение монарха объяснить было невозможно. Дельвиг то ли испугался, то ли совесть не позволила ему продолжать службу на таком фоне, но только он решил уйти в отставку подальше от греха. Как уж там сладилось дело, теперь трудно узнать, но, видно, Александр II, недовольный затяжкой исполнения его приказания, повелел уволить Дельвига с тем почетом, который полагается в таких случаях. Дельвиг так и не успел подать прошение. Перед увольнением он все-таки постарался сильно затянуть дело, и подряд в конце концов был отдан Мекку, давшему самую низкую цену на постройку Либавско-Роменскои дороги. Губонин же получил свою Севастопольскую61. Мекк, конечно же, не сидел сложа руки, и дело не обошлось без взятки тем, кто крутился около Долгоруковой. Он прекрасно понимал, что в противном случае дорогу получил бы не только более ловкий взяточник, но и недобросовестный строитель. Вот и судите теперь Мекка за его доброе дело. Не проще ли было бы бросить борьбу, сохранить имя честного делового человека и отстоять свои принципы?
Партнер Мекка П. Г. Дервиз нажил громадное состояние, уехал в Италию, построил там себе дворец и личный театр, жил в большой роскоши и только стриг купоны. От активной деятельности устранился и от богатства чуть не рехнулся 62. Карл Федорович продолжал трудиться в России. На строительстве железных дорог он тоже нажил миллионы и умножал свое состояние дальше. Методы приобретения им своего богатства, если и не выглядят совершенно добродетельными, были, во всяком случае, куда менее разбойными, чем у многих русских капиталистов, а про иностранных концессионеров и говорить не приходится. Мы привыкли осуждать русских мультимиллионеров за варварскую эксплуатацию человеческого труда. Это, конечно, имело место. Однако не следует забывать, что без миллионных капиталов, созданных за счет этой эксплуатации, которая при существовавшем строе так или иначе была, невозможно было бы иметь многие культурные и другие ценности, составляющие сейчас наше достояние. Карл Федорович Мекк участвовал во многих благотворительных мероприятиях и пожертвованиях, в том числе и на благо развития русской музыки. После его смерти эта деятельность продолжалась Надеждой Филаретовной. Дома и имения семьи Мекк со всеми их собраниями картин, скульптур, драгоценностей, библиотеками, музыкальными инструментами и старинной мебелью после Октябрьской революции были конфискованы в пользу государства и, разумеется, составили немалый вклад в народное достояние. Такова история происхождения богатства семьи Мекк. Думается, что нам не должно быть безразлично то обстоятельство, что эта история не бросает зловещих теней на капиталистов Мекк. Все-таки если мы имеем возможность смотреть на богатство Надежды Филаретовны с большей симпатией, чем это обычно делалось раньше, то это несколько украшает общую картину, которую нам предстоит описать далее.
Что касается Чайковского, то он вряд ли задумывался над нравственной стороной богатства Надежды Филаретовны. Как и большинство не имеющих состояния русских дворян, он считал вполне естественным деление людей на богатых и бедных. Он видел, как трудился его зять Лев Васильевич Давыдов, управляющий каменскими имениями, куда Петр Ильич частенько наведывался к своей сестре Александре Ильиничне, и вероятно, полагал, что если упорный хозяйственный труд Льва Васильевича приносит средний доход, то большое дело при столь же честном труде и умении может принести миллионы, и следовательно, ничего безнравственного в богатстве нет. Напротив, он нередко высказывался по поводу того, что богатство создает человеку свободу.
К тому времени, когда Надежде Филаретовне предстояло войти в жизнь Чайковского, у нее уже было одиннадцать детей. Младшая дочь Людмила (Милочка) родилась в 1872 году. В семье Мекк ходили разговоры о том, что у Надежды Филаретовны было увлечение секретарем Карла Федоровича Александром Александровичем Иолшиным, в результате чего и появилась на свет Милочка, Карл Федорович якобы ничего не подозревал, пока дочь Александра, рассердившись на мать, в 1876 году не рассказала ему обо всем. Карл Федорович, всю свою жизнь смотревший на жену как на образец добродетели и обязанный ей своим положением в жизни, не перенес этого известия. У него случился тяжелый сердечный приступ, и он скончался 63. Возможно, что это сплетни, но даже если принять во внимание, что сын Надежды Филаретовны Николай называл свою сестру Александру сплетницей, то и в этом случае трудно предположить, чтобы члены семьи Мекк выпустили бы в свет такую жестокую сплетню. Невероятного в этой истории ничего нет. Надежда Филаретовна, наделенная от природы сильными чувствами и романтическими настроениями, прожила нелегкую супружескую жизнь, не испытав настоящей женской любви. Ей было сорок лет, когда в доме стал появляться Иолшин, и сердце ее испытало вполне естественное волнение. Это был великий грех даже по ее сравнительно вольным понятиям, но воспротивиться ему она не смогла.
Смерть мужа, какими бы причинами она ни объяснялась, произвела на Надежду Филаретовну тяжелое впечатление. Последствия ее были таковы, что поневоле приходится склониться к тому, что грех, о котором говорили в семье, действительно случился. Надежда Филаретовна замкнулась в себе, отгородившись от мира. Доставшееся ей огромное богатство, несомненно, облегчало ей возможность уединения. С такими средствами проще отгородиться от людей так, как этого хочется, хотя ее одинокое существование неизбежно будоражилось и разнообразилось вторжением дел ее железнодорожных предприятий, которые нередко требовали ее личного решения, а также множеством семейных мелочей, уйти от которых никому не удается.
Черты Надежды Филаретовны, которые, читая ее письма к Чайковскому, можно лишь отдаленно представить себе, раскрываются в рассказах ее детей, родственников и других лиц, имевших возможность встречаться с ней, хотя последних было очень немного. Она всем казалась властной волевой женщиной, перечить которой вряд ли посмел бы кто-либо, если бы ему нарочно не захотелось навсегда исчезнуть из ее окружения. Она была высокого роста. Ее движения были медленными, уравновешенными, полными достоинства, но не деланными, а естественно грациозными. Ходила она скользящей, плавающей походкой. Ее глубокие темные глаза смотрели задумчиво, иногда их озаряли вспышки света, о которых трудно было сказать, гнев это или радость, отражение чувств данного мгновения или далеких воспоминаний. Она говорила низким голосом очень приятного тембра. Речь ее была ровной, убедительной, однако в словах ее всегда проявлялись сильные чувства 64.