Катя с трудом подавила порыв схватить его за руку, удержать, объяснить, что у нее никого нет, и это ей звонил… сын? Она никак не привыкнет к тому, что у нее теперь есть сыновья, целых двое, ей в первую очередь следует заботится о них, и такой самовлюбленный сноб как Аверин первым исчезнет с ее орбиты с комической скоростью, лишь только узнает о мальчишках. Она очень правильно сделала, что промолчала.
Она смотрела на удаляющуюся спину в кожаной косухе, а сердце ворочалось и ныло от тоскливого осознания, что теперь уже точно между ними все кончено. Нестерпимо хотелось обвить эту спину руками, вновь почувствовать под ладонями твердые мышцы пресса, уткнуться носом в пахнущую шею и слиться в одно целое с байком, Климом и ночным шоссе.
Следует смириться с тем, что с Авериным ей ничего не светит, и если бы можно было его больше никогда не видеть, было бы не в пример легче. Катя грустно проследила, как Клим вышел из кофейни и двинулся в сторону паркинга. Она еще немного посидела, собираясь с силами — она и сама не ожидала, что отказать Аверину будет так тяжело, ей словно отдирать его от себя приходилось. Как он там сказал, «въелась в мозг»? Значит, он въелся ей прямо в душу…
Убедившись, что Клим скрылся из виду, встала и направилась к двери, дав себе твердое обещание больше на думать и не вспоминать об Аверине, но в ушах продолжало звучать презрительное: «Я предпочту взять из салона новый».
Глава 5
Этой ночью Кате снился Клим. Сон был очень хороший, правда, проснувшись, она не помнила деталей, но ощущения были удивительно приятные. Она даже зажмурилась и попробовала снова уснуть, в надежде еще продлить сон, где Клим смотрел на нее не зло и пренебрежительно, и не с вожделением, как в ту ночь, когда они оба сошли с ума, а совсем по-другому. С нежностью. Это было абсолютно новое, неведомое чувство, когда он будто ласкал взглядом, а еще улыбался, но не язвительно и с насмешкой, а тепло. И ей становилось тепло и уютно, хотелось самой подставляться под этот взгляд…
Сигнал будильника вырвал ее из объятий Клима, и тот растаял в отголосках сна, а Катя горестно вздохнула, вспомнив и вчерашний разговор, и то, что с сегодняшнего дня ей придется пять раз в неделю с девяти до восемнадцати видеться с Климом. Утешало только, что с перерывом на обед.
Она готовила завтрак, когда малыши проснулись и потянулись к ней в кухню обниматься. Это был их привычный утренний ритуал, обнять надо было обоих одновременно, чтобы не обиделись. Для этого Катя опускалась на коленки, обнимала мальчиков, а они укладывали ей головы на плечи, и так стояли втроем несколько минут, не шевелясь.
Психолог, посещение которого входило в курс для усыновителей, настоятельно рекомендовала Кате самой поднимать с утра малышей, кормить их завтраком, и точно так же ужинать с ними и укладывать их спать. «У детей должно произойти замещение материнского образа на ваш, Катерина, — говорила психолог, и Катя с ней полностью соглашалась, — а если все это будет делать няня, замещение произойдет не в вашу пользу. Малыши должны воспринимать вас как неотъемлемую часть их мира, тогда принятие вас как матери пройдет быстро и легко».
Соглашаться она соглашалась, но каждый раз утром, когда две светлые макушки утыкались в шею, ей хотелось плакать от жалости к ним, к себе, к Алке. Иногда накатывала настоящая паника, что она не справится, не вытянет, она помнила, как чувствовала Алла своих детей, у Кати этого и близко не было. Она сердилась на сестру, что та так безответственно дала себе погибнуть и бросила ее с детьми на произвол судьбы, а потом мгновенно накатывало раскаяние, и снова душили слезы вперемешку с чувством вины.
Вечером было проще. Катерина укладывала умытую и накормленную малышню, а сама устраивалась рядом с книгой с красивыми картинками, особенно им нравились детские стишки. Потом обязательная колыбельная на выбор, причем вкусы у ее парней были диаметрально противоположные, потому приходилось петь несколько раз. Зато оба быстро засыпали, а она еще некоторое время сидела рядом, глядя на посапывающих малышей и все больше понимая, что другой свою жизнь не представляет.
Вот и сейчас Катя вдыхала детский, еще молочный запах теперь уже своих детей, но вместо привычной паники в душе наоборот было мирно и спокойно. Может, у нее тоже произошло то самое замещение и больше она не будет терзаться и мучиться, что у нее ничего не выходит, и что она никогда не станет настоящей матерью для Вани и Матвея?