Катя чувствовала себя неловко, стягивая сзади рукой платье. Старательно скрывая смущение, она спросила Клима:
— Тебя что, убить хотели?
— Убить вряд ли, — покачал тот головой, снимая шлем, а она лишь ахнула про себя, увидев, как возбужденно блестят черные глаза под такими же черными вразлет бровями, — а вот подстрелить вполне. Так что ты меня сегодня спасла как минимум от больничной койки.
— Но почему они за тобой гнались?
Вместо ответа Клим достал из внутреннего кармана куртки пакетик с белым порошком, и Катя попятилась.
— Ты продаешь наркотики?
Клим прицелился и щелчком отправил пакетик в корзину для мусора.
— Нет, конечно, это мука, — а потом, видимо, прочитав что-то в ее лице, подошел и подцепил пальцами ладонь. — Алиска, не бойся, все хорошо. Хозяин клуба — мой друг, он попросил выяснить, торгуют ли в его клубе наркотой, вот и пришлось изображать наркодиллера.
— Но почему ты убегал? Раз охранники хотели тебя сдать в полицию, так и признался бы, кто ты. Другу бы позвонил, ведь они отлично справились.
— Они не поэтому хотели поймать меня, Алиса, — Клим придвинулся ближе, его дыхание было слишком опаляющим, и она сама не заметила, как задышала с ним в такт, — а потому что место давно занято, я зашел на чужую территорию. Охрана в доле, крышует продажу наркоты в клубе, так что целым я бы сегодня оттуда не ушел. Ты моя спасительница!
Они уже оба дышали как марафонцы, первым не выдержал Клим, обхватил ладонями ее лицо и впился поцелуем, вышибающим почву из-под ног, а разум из головы подчистую. Катя только успевала отвечать, она забила на свое разорванное до талии платье и вцепилась пальцами в затылок Клима. Передвигались как получалось, продолжая не просто целоваться, со стороны наверняка казалось, что они намереваются друг друга укусить. Или загрызть.
Катя с трудом переставляла ноги, которые без конца заплетались и подламывались, и когда они добрались до холла, вдруг куда-то подевалась вся одежда, а ее подхватили сильные руки и легко, как пушинку понесли наверх по лестнице. Смотреть по сторонам она не могла, поцелуй Клим не разрывал ни на секунду. Да и не больно хотелось.
Как он ее целовал! Она в жизни ни с кем не целовалась чтобы так, до звездочек перед глазами, до умопомрачения, до полной отключки всех существующих тормозов. Шелк простыней был будоражаще прохладным, но это была кажущаяся прохлада, поскольку остудить их сейчас не смог бы даже ледник Эймери.
Она каждой клеточкой тела ощущала свою принадлежность этому едва знакомому мужчине, она сливалась с ним и текла сквозь его кожу, и то, что между ними происходило, казалось происходит не впервые, а длится уже целую вечность. С Климом творилось то же самое, она точно знала, потому что каждое его движение, каждая ласка, каждый поцелуй были именно такими, как надо ей и когда надо. Никто никогда не чувствовал ее так как он, ничего в мире не было более гармоничного и правильного, чем переплетение их тел, они словно приклеились и не могли оторваться друг от друга…
…Еле сдержалась, чтобы не фыркнуть. Да уж, знатно она нагородила и нафантазировала себе, правда не надолго, ровно до тех самых пор, пока не пролилось отрезвляющим душем вальяжное «Я снял девочку в «Саламандре».
В груди снова сдавило, Катя опомнилась и обнаружила, что сидит, уставившись в потухший экран монитора, на нее внимательно смотрят черные глаза, а идеально очерченные губы что-то говорят. Те самые губы, вкус которых она до сих пор помнит, и которые не оставили на ее теле ни одного неисследованного сантиметра.
— Прости, я не услышала, что ты сказал? — во рту было вязко, будто она набила его жевательными резинками.
— Рабочий день окончен, ты все проспала, Екатерина Дмитриевна, — уголки губ поползли вверх, но глаза по-прежнему оставались предельно серьезными. Аверин встал и подал ей руку, — и теперь мы можем поговорить. Предлагаю поужинать.
Катя ответила таким же серьезным взглядом, они молча разглядывали друг друга некоторое время, а потом вдруг стало совершенно очевидно, что он вовсе не стал для нее «после», а так и остался в «до». Она не пойдет с ним ужинать ни сегодня, ни завтра, ни через месяц. И не потому что не хочет, хочет, желает всей душой. И телом. Вот только ей нужно бежать домой, потому что там Ваня и Матвей, они ждут ее, они так трогательно радутся, когда она возвращается с работы!
Пока для малышей она еще Катя, но Матвейка уже иногда зовет ее мамой, и Ваня два раза назвал. Конечно, один раз можно попросить Людмилу Григорьевну посидеть с малышами, но как скоро это надоест Климу?