Чайная книга
Дмитрию Дейчу, который справедливо заметил, что сборник рассказов про кофе должен быть уравновешен сборником рассказов про чай.
И был абсолютно прав
Дмитрий Дейч
Из цикла «Переводы с катайского»
Мастер Ван-эр из уезда Цзясин продавал свои чайники в три раза дороже, чем мастера из Цзюйжуна. Некто спросил его: «Неужели вы настолько глупы, что думаете, будто станут покупать у вас — когда у соседей дешевле? Или вы считаете нас, покупателей, глупцами, которые готовы платить за пустоту?» Ван-эр ответил: «Разумеется, вы платите именно за это. Наливая воду в чайник, вы восполняете пустоту, присутствующую в нем. Мои чайники не отличаются по объему от чайников конкурентов, и количество пустоты остается прежним, зато у меня она в три раза гуще, чем у соседей, поэтому цена разумна и оправданна. Скажите спасибо, уважаемый, что я не беру в шесть раз дороже — объем пустоты способен умножить каждый, но, чтобы улучшить ее качество, требуются поистине необычайные умения».
В городе Кайлин живут люди с ярко-красными волосами. Их женщины носят платья из рыбьей чешуи, а мужчины подпоясываются змеями. Чужих они не жалуют, а все потому, что по кайлинским законам, если чужестранец попросит чего-нибудь, нельзя отказывать, в чем бы просьба ни состояла, а кто не соблюдает этот закон, того живьем закапывают в навоз. И вот, для того чтобы путешественник не мог попросить денег или еды, всех приезжих отлавливают сетями прямо на въезде в город и зашивают рты прежде, чем они догадаются заговорить.
Однажды в тех краях оказался императорский посланник, ехавший с государственной инспекцией в Чжоу. Только он оказался у ворот, как его вместе со слугами и охраной накрыли крупноячеистой сетью, оглоушили и поволокли в темницу. И уже было собрались зашить рот — ему и всем, кто был с ним, — как один из нападавших вспомнил, что перед тем, как бедолагу лишили сознания, он успел крикнуть «еще чаю!». Верно, он обращался к своим собственным слугам: одного из них застигли с горячим чайником в руке, но уверенности в этом не было, поэтому, прежде чем зашить ему рот, принесли чашку чая и привели чужеземца в сознание, чтобы соблюсти законы гостеприимства.
А для того чтобы посланник не мог попросить их еще о чем-либо — словами или знаками, — горожане послали с чаем двух увечных, один из которых был глух, а другой — слеп.
Посланник, не будь дураком, тут же сообразил, что разбойники, захватившие его, придерживаются каких-то неведомых местных правил, но угадать, в чем тут дело, не мог, поэтому решил просто тянуть время, надеясь на авось. Ноги его были связаны намертво, на руках были железные кандалы, зато голова, хоть и побаливала после удара, все же была достаточно свежа, чтобы принимать решения. Он пил свой чай такими маленькими глотками, что чашка оставалась полной до самого вечера.
Неоднократно посланник пытался заговорить со своими тюремщиками, но слепой стоял заткнув уши, как ему было велено, а глухой — крепко зажмурив глаза. Оба они ждали окончания чаепития поодаль — так, чтобы ненароком не оказаться в пределах досягаемости пленника, — и при всем желании он не мог принудить их говорить или слушать.
Наконец тот из горожан, что был глух, не выдержал и приоткрыл один глаз — чтобы проверить, в чем дело, почему до сих пор не подают условленного сигнала, после которого им обоим можно будет наконец покинуть темницу.
Пленник немедленно макнул палец в чай и вывел прямо на стенке своей чашки два иероглифа: «ЕЩЕ ЧАЮ».
Иероглифы быстро высохли, но дело было сделано: глухому ничего не оставалось, как отправиться за дверь.
Когда он выходил, посланник обратил внимание на то, что коридор был переполнен людьми: все они молча ждали, когда он наконец допьет свой чай, чтобы снова оглушить его и навсегда лишить дара речи.
Не теряя больше ни секунды, он завопил что есть мочи: «Свободу мне и моим людям!» — и, разумеется, тут же был освобожден и с почестями препровожден к городским воротам.
Всю дорогу посланник молчал как рыба, но, выходя за ворота, обернулся, как бы желая что-то сказать, и, когда толпа горожан в ужасе замерла, расхохотался и попросил отменить нелепый закон, приведший к большому количеству напрасных жертв и зряшных усилий.
На поле боя полковник Лин из Хао и Костлявый У, который командовал Чусской армией, были злейшими врагами, но как только военные действия прекращались и наступало перемирие, не могли отказать себе в удовольствии встретиться, подобно добрым друзьям, — в чайном домике, чтобы провести вечер, обмениваясь мыслями о природе человека и назначении государства. Когда чай был распробован и старинная посуда оценена по достоинству, Костлявый У сказал: «Сегодня вечером я припомнил обстоятельства нашей первой встречи. И вот удивительно: события всплыли в моей памяти с такой ясностью, будто это произошло вчера… Знаете ли вы, уважаемый, сколько лет мы с вами знакомы?»
Полковник рассмеялся и ответил: «Совсем недавно я тоже думал об этом и пришел к выводу, что впервые мы узнали друг друга на поле битвы ровно сорок лет назад».
«Совершенно верно! — воскликнул У. — Вот уже сорок лет мы стараемся погубить друг друга, будто нет у нас дел поважнее! А ведь если задуматься, такие люди, как мы, могли бы действовать сообща!»
«Ах, если бы это и в самом деле было возможно… Увы, служивые люди Поднебесной — заложники долга, и мы с вами не можем позволить ради личной симпатии забывать о политических интересах. Сегодня нет между нами ничего, помимо любви и уважения, но завтра на поле брани мы без колебания перегрызем друг другу глотки. Единственное утешение состоит в том, что если кто и победит меня в сражении, то это будет человек, к которому я испытываю самые добрые чувства».
«В таком случае, — подумав, сказал У, — я принимаю решение за нас обоих. Здесь и сейчас, в присутствии Мастера чая, клянусь, что ни при каких обстоятельствах не стану посягать на вашу жизнь, и клятву свою ставлю выше велений долга и законов государства».
Услышав эти слова, полковник Лин прослезился. Колени его задрожали, ум пришел в расстройство, он ничего не сумел сказать в ответ, как ни старался. Увидев, что рассудок больше не подчиняется ему, он махнул рукой и стремительно покинул чайный домик, не найдя в себе сил даже для краткого прощания.
Костлявый У остался наедине с Мастером чая, и тот, дождавшись, пока смятение, вызванное неожиданным проявлением чувств, окончательно уляжется, сказал: «Нынче вечером мне довелось присутствовать при удивительном событии, — никогда не забуду ощущения, которое вызвали у меня слезы на глазах этого человека. Но вот что занимает меня, и я многое готов отдать, чтобы рассеять сомнения: каким образом полководец способен исполнить подобную клятву? Неужели в пылу битвы вы покорно подставите грудь под удар вражеского клинка?»
«Думаю, в этом не будет нужды», — ответил старый вояка, пробуя на язык восхитительный чай, в седьмой раз заваренный Мастером.
«Неужели вы надеетесь, что полковник Лин последует вашему примеру и откажется от сражения?»
«Это не в его духе».
«В таком случае, на что вы рассчитываете, уважаемый?»
Костлявый У, зажмурившись, снова отхлебнул чая и вместо ответа спросил: «Во время своей церемонии вы прежде кладете чай или льете воду?»
«Я кладу чай», — ответил на это Мастер.
«Может ли получиться хороший чай, если прежде налить воды?»
«Я слышал о том, что Мастер чая по имени Ю Лань из уезда Хубэй однажды поступил ровно так, как вы говорите. И хотя все знают, что ни хороший, ни даже сколь-нибудь приличный чай не может быть приготовлен, если до такой степени исказить порядок действий, гости, бывшие в чайном домике, были изумлены: волшебный напиток превосходил все, что они пробовали до сих пор! Позже, когда ученики просили Мастера научить их этому удивительному способу или повторить церемонию, он отвечал, что совершить подобное деяние Мастер способен лишь раз в жизни».