Сэди закрыла дверь спальни и села на кровать. Ее трясло. Она бы не смогла сидеть сегодня с Арнольдом за одним столом. Она бы не смогла видеть, как он, не моргнув и глазом, лопает рыбу с пюре. Как будто не он целовал руку той, другой, женщины, не он похлопывал ее по колену и шептал разные милые глупости ей на ушко, как будто не он… Эх, влезть бы сейчас на стол, за которым он сидит, и вопить до посинения, пока все не разлетится в тартарары. Схватить бы тяжеленную кастрюлю из-под картошки и запустить ею в окно, в его хваленый стеклопакет, так чтоб жалюзи, картошка, стекло — все рухнуло бы одной кучей на лужайку перед домом. Небось тогда они бы прикусили языки: Морис со своей свежей рыбой, Дейзи с белыми розами, Арнольд с развеселой блондинкой, — как тут не выйдешь из себя? Но нельзя. Сперва нужно выяснить, что замышляет Арнольд.
Чутье подсказывало ей, что нужно смириться с любовными похождениями мужа. Может, он крутит интрижку на стороне, а может, и нет. Что бы там ни было, Сэди он не бросит. Кишка тонка. Кто еще будет так заботиться об Арнольде, его одежде, родителях и доме? Каждую неделю она выполняла тысячу мелких обязанностей и поручений. Без нее он вряд ли смог бы так ловко обделывать свои делишки. Он никогда не найдет ей замену. Все же, для верности, неплохо бы кое-что разузнать. Утром нужно снова сходить в чайную «У Малдуна» и хорошенько поразмыслить.
А пока она выудила из нижнего ящика пакетик с солеными крендельками и открыла его. Пусть она сходит с ума от ярости и унижения, но это еще не повод сидеть на голодном пайке…
Глава 12 Странный брак
Пенни гладила белье. Она сказала Дэниелу, что сегодня днем вместо работы в кафе займется домашними делами. Ее обуревало непонятное возбуждение, и час за часом простаивать за прилавком было бы просто невыносимо. Пока она утюгом разглаживала складки мятой одежды, нервы ее понемногу успокаивались. Она взяла из корзины рубашку от полосатой пижамы Дэниела и расправила ее на доске. Хоть бы он выбросил свои старые пижамы и спал раздетым. У него такие красивые плечи, мечтательно подумала она.
— Ах, Дэниел, — произнесла она вслух, хотя была в квартире одна. — Знал бы ты, что на пятилетие нашей свадьбы я хотела отдаться двадцатилетнему водопроводчику с обесцвеченным ирокезом, в клетчатых бондаж-брюках.
Она чуть не разрыдалась от смущения, вспомнив, как он выскочил из кухни, когда вдруг зазвонил телефон.
Рука задрожала, и ей пришлось поставить утюг. Она подошла к зеркалу, висевшему над электрокамином, и посмотрела на свое лицо — лицо тридцатипятилетней женщины.
«Что на меня нашло? Он выписывал квитанцию, а я придвинулась к нему почти вплотную, так что низкий вырез блузки оказался у него почти под носом. Господи прости, но парень был бесподобен. Безупречная кожа. Вот тебе ответ на вопрос, почему люди заводят романы на стороне. Перед такой красотой невозможно устоять».
Она провела рукой по шее. Такая же гладкая, как и раньше. Еще не поздно отдаться сумасшедшим страстям. Или поезд уже ушел?
«Я даже заготовила фразу на прощание… Думала, что скажу ему: „Ты милый мальчик, я тебя не забуду". Посмотрела на него выразительно, как в старых черно-белых фильмах, когда точно понимаешь, что сейчас герои упадут друг другу в объятия. Глаза в глаза, не отрываясь, не говоря ни слова. Как он испугался! Может, в этом вся моя беда? Может, я веду себя, как в дешевой мелодраме?»
В тот день пронзительный звук телефона вмиг развеял ее чары — Пенни помчалась к прилавку ответить. Звонил сосед ее родителей сказать, что они попали в автокатастрофу. Не могла бы она приехать в госпиталь королевы Виктории, он будет ждать ее там.
Мистер и миссис Малдун серьезно пострадали, но это не телефонный разговор.
Онемев от тревоги, вины и страсти, Пенни только кивнула: сейчас же возьмет такси и приедет. Когда она вернулась на кухню, задняя дверь была открыта, а водопроводчик исчез, оставив счет на столе.
Весь следующий год Пенни разрывалась между кафе и родительским домом. Отец и мать умерли друг за другом, с разницей в три месяца, год спустя — за все это время у Пенни не было ни дня отдыха.
Еще несколько лет после их смерти Пенни оплакивала родителей и ей было не до себя.
Это обстоятельство сыграло Дэниелу на руку: как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. Он догадывался, что не оправдал ожиданий Пенни, но не знал, как поправить положение. Он был уверен, что жена в нем разочарована, но измениться было не в его силах. Слишком поздно. По ночам во снах ему являлась его мать Тереза. Она всегда смеялась — красивый рот, ярко-красная помада на губах. А потом как удар молнии: священник говорит ему, что мама исчезла неизвестно куда, и дает ему шиллинг. Потом — угрюмая тетя Кэтлин. Он был ей не нужен. Она кормила его черствым хлебом.