Ван. Ручку оставь себе! Я ведь перебираюсь в другое место!
Чан. Куда же?
Ван. Не все ли равно! У меня все не так, как у вас обоих. У вас было большое состояние, настоящее дело, сильная воля! А большое дерево валится в бурю! Ты, Сые, всегда был смелым, заступался за обиженных. Я же был всю жизнь покорным, только и делал, что кланялся всякому-каждому. Думал только о том, чтобы вырастить детей, чтобы они жили в тепле и сытости, чтобы были здоровы. Но пришли японцы, младший сын сбежал, жена не перенесла горя и померла. Ушли японцы, казалось, можно передохнуть, но кто знал… (Горько смеется.) Ха-ха… ха-ха… ха-ха!
Чан. И мне не лучше! Всю жизнь я добывал себе на пропитание тяжелым трудом! Всегда жил по совести! И ничего не добился! Мне за семьдесят, а я дошел до того, что торгую орехами! О чем я мечтал? О том лишь, чтобы страна моя не терпела унижения от иностранцев. Но… Ха-ха-ха!
Цинь. Когда здесь были японцы, все говорили о каком-то сотрудничестве. Но вернулось наше правительство, и завод объявили имуществом предателя! А сколько товаров было на складах! (Указывает за чайную.) Ничего не осталось! Был еще банк. Меня заставили стать пайщиком. Паи приняли, а меня вышибли! Ха-ха!
Ван. Перемены к лучшему! Я о них никогда не забуду! Ведь не хотелось быть хуже других. Торговля чаем не приносила никакого дохода, и я открыл гостиницу, потом закрыл гостиницу и пригласил рассказчиков. Но посетителей все равно не прибавилось! Я нанял служанку! Надо же мне как-то выжить. Даже взятки давал. Только злых, черных дел никогда не творил. Не нарушал законов, предписанных небом! Почему же они не дают мне жить? В чем я провинился? Перед кем? Император, императрица и вся их свора живут в свое удовольствие! А у меня на кукурузную лепешку не хватает! Это кто ж такое придумал!
Чан. Я все надеялся, что люди будут жить по справедливости, что никто никого обижать не будет. А что получилось? Все мои старые друзья гибнут один за другим – кто с голоду умирает, кого убивают! Слез не хватает оплакать всех! Сун Эръе, такого хорошего человека, голод унес. На гроб для него пришлось выпрашивать у людей, сколотили четыре доски, и все. Но у него хоть был такой верный друг, как я. А меня что ждет? Посмотри! (Достает из корзины бумажные деньги.) Это на похороны. Савана нет, гроба тоже. Одни жалкие бумажки! Ха-ха!
Цинь. Сые, давайте устроим себе отпевание! Разбросаем бумажные деньги, справим тризну по трем старикам!
Ван. Верно! Давай, Сые, устроим похороны по всем правилам, как в былые времена, да-да!
Чан (встает, кричит). Родственники умершего, давайте наградные сто двадцать чохов [11]. (Разбрасывает бумажные деньги [12].)
Цинь, Ван (вместе). Сто двадцать чохов!
Цинь (берет одну монету). Я все сказал, больше нечего. До свиданья! (Уходит.)
Ван. Всего доброго!
Чан. Еще чашечку! (Допил.) До встречи!
Ван. Желаю счастья!
Входят Динбао и Синьянь.
Динбао. Они уже едут, дедушка! (Опрыскивает комнату духами.)
Ван. Ну и пусть! А я уйду. (Собирает бумажные деньги, уходит.)
Динбао. Дедушка, а почему бумажные деньги? Ван. Кто знает? (Уходит.)
Входит Лю M ацзы-младший .
Сяо Лю. Идите сюда! Встаньте у дверей.
Динбао и Синьянь становятся у двери, одна слева, другая справа. У входа в чайную останавливается машина, появляются два жандарма, за ними начальник управления Шэнь в военной форме, в сапогах, сбоку шашка, в руках плетка. За ним еще два жандарма.
Шэнь (осматривает помещение, переводит взгляд на девиц - Динбао и Синьянь). Хорошо!
Динбао пододвигает ему стул.
Сяо Лю. Разрешите доложить, начальник Шэнь, что чайная «Юйтай» была открыта шестьдесят лет тому назад. Стоит в хорошем месте, имеет добрую славу. Лучшего для нашей опорной базы и желать нечего. Успех обеспечен! Динбао и Синьянь будут разносить чай. Сюда приходит много разного народа, так что информация будет исчерпывающая.
Шэнь. Хорошо!
Динбао берет у жандарма сигареты марки «Кэмел», предлагает Шэню закурить, Синьянь подбегает с зажигалкой.
Сяо Лю. За чайной прежде были склады, теперь они пустые, товарами вы распорядились. Их надо подремонтировать, сделать там танцевальный зал и спальни. На досуге зайдете поразвлечься, поиграть в карты, выпить кофейку. А если захотите, проведете здесь ночь. Это, так сказать, будет ваш личный маленький клуб. Меня назначьте заведующим. Здесь наверняка будет куда вольготней и веселей, чем в гостинице, ну и конечно, удобнее!
Шэнь. Хорошо!
Динбао. Начальник, можно обратиться к вам с просьбой?
Шэнь. Хорошо!
Динбао. Очень жаль хозяина этой чайной. (Нельзя ли выдать ему форменную одежду, и пусть он будет швей царом, будет приветствовать посетителей, встречать и провожать машины. Его все хорошо знают. Он прожил здесь всю жизнь и будет как бы маркой для чайной.
Шэнь. Хорошо! Действуй!
Сяо Лю. Есть! (Спешит во дворик.) Хозяин Ван! Друг моего отца! Дед! (Уходит. Через минуту снова вбе гает.) Начальник, он повесился! Повесился!
Шэнь. Хорошо! Хорошо!
[11] Связка в сто медных монет (чохов) равна тридцати фэням.
[12] Тридцать – сорок лет назад в Пекине во время похорон богатых людей нанимали по тридцать два, сорок восемь или шестьдесят четыре человека, которые несли гроб. Кроме них, нанимали еще четырех человек, сопровождающих носилки с гробом по четырем углам, несущих древко с флагом и лямку для гроба. Когда носилки с гробом поднимали, а также в пути во время обрядов и приношений перед гробом сопровождающие гроб по углам должны были кричать: «Родственники умершего, бросайте деньги несущим гроб!» Сумму принято было выкрикивать нарочито громко. А когда кричали: «Прибавьте денег!», люди разбрасывали бумажные деньги. –