Третий посетитель. А что толку от наших денег, если начальство добрую половину себе загребает?
Четвертый посетитель. Лучше жить прокаженным, чем спокойно умереть. Заставь меня зарабатывать себе на пропитание, так я быстро протяну ноги.
Ван. Господа! Господа! Не надо болтать о государственных делах!
Разговор прекращается.
Пан (усаживается за столик). Двести серебряных за деревенскую девчонку? Не много ли?
Лю (стоит навытяжку). Зато какая девчонка! Ее принарядить да манерам обучить – не стыдно будет и в городе показаться. Хороша! И знает, что к чему! Уж вы поверьте. Я для вас больше, чем для отца родного, стараюсь. Не пожалеете!
Появляется Тан Тецзуй.
Ван. Опять пришел?
Тан. На улице черт знает что творится! Полная неразбериха.
Пан. Уж не единомышленников ли Тань Сытуна ищут? Но тебе, Тан Тецзуй, не о чем беспокоиться. Кому ты нужен?
Тан (хмыкнув). Никому, управляющий, но дайте мне немного опиума, и я совсем успокоюсь.
Некоторые, почуяв, что обстановка накаляется, выскальзывают из чайной.
С у н. Пойдем и мы, Чан. Уже поздно!
Чан. Что ж, пошли!
К ним подходят соглядатаи Сунь Эньцзы и У Сянцзы.
Сунь. Погодите. Чан. В чем дело?
Сунь. Ты здесь болтал, что Китаю скоро конец придет!
Чан. Я люблю свою страну и боюсь, что ей грозит гибель.
У (к Сун Эръе). Слыхал?
Сун. Братцы! Мы каждый день тут пьем чай. И хозяин знает, что мы – люди надежные.
У. Отвечай, слыхал или нет, что он сказал? Я тебя спрашиваю…
Сун. Господа, неужели нельзя по-хорошему договориться? Присаживайтесь к нам!
Сунь. Придержи язык, не то и тебе наденем наручники. Раз он сказал, что Китаю скоро конец, значит, он из одной шайки с Тань Сытуном.
Сун. Я… Я слыхал… Он… сказал…
Сунь (Чану). Пошли!
Чан. Куда? Надо же разобраться!
Сунь. Сопротивляешься власти? Ну, погоди у меня! (Вытаскивает наручники.)
Чан. Ну-ну! Поосторожнее! Я – маньчжур.
У. Маньчжур и предатель? Тем хуже! Протягивай руки!
Чан. Не надо! Я не сбегу!
Сунь. Пожалуй, не сбежишь! (Суну.) Пойдем с нами, расскажешь, как было дело. Не бойся, тебя мы отпустим.
Со двора входят Хуан Панцзы и еще несколько человек.
Хуан. Ну вот, кажется, все и уладили. Напрасно я сюда притащился.
Сун. Господин Хуан! Господин Хуан!
Хуан (протирает глаза). Это кто?
Сун. Это – я, Сун Эръе. Прошу вас, замолвите за меня словечко!
Хуан (разглядев). А-а! Уважаемые господа Сунь Эньцзы и У Сянцзы! Работаете? Давайте, давайте!
Сун. Господин Хуан, помогите! Замолвите словечко!
Хуан. Я вмешиваюсь лишь тогда, когда властям не управиться. А так соваться – неловко. (Обращаясь ко всем.) Верно я говорю?
Все. Верно! Верно!
Сунь Эньцзы и У Сянцзы уводят Чан Сые и Сун Эръе.
Сун (к Вану). Присмотри за нашими птицами! Ван. Будьте спокойны! Пришлю их вам домой.
Шпики и задержанные уходят.
Хуан (заметив Пан Тайцзяня). А, старина, и ты здесь? Собираешься, говорят, жениться? Прими мои поздравления!
Пан. Надеешься выпить свадебного вина?
Хуан. Если окажешь честь приглашением.
Входит женщина с пустыми чашками, ставит их на стойку. За ней идет девочка.
Девочка. Мама! Я еще хочу есть!
Ван. Идите, идите!
Женщина. Пойдем, детка.
Девочка. Мама, ты меня не продашь? Не продашь, а, мам?
Женщина. Девочка моя! (Плачет, уводит дочь.)
Появляется Кан Лю с дочерью Кан Шуньцзы. Останавливается у стойки.
Кан. Доченька! Шуньцзы! Не человек я – зверь! Но что делать? Не пристрою тебя – умрешь с голоду. И вся семья тоже умрет, если я не раздобуду несколько лянов серебра. Смирись, Шуньцзы, с судьбой. Сделай доброе дело!
Шуньцзы. Я… Я…
Лю (подбегая). Она согласилась? Вот и прекрасно! Подойди к господину управляющему! Поклонись ему! Шуньцзы. Я… (Теряет сознание.)
Кан (поддерживает ее). Шуньцзы! Шуньцзы! Лю. Что такое?
Кан. Голодная она, да еще расстроилась. Вот голова и закружилась. Шуньцзы! Шуньцзы!
Пан. Зачем мне такая дохлятина?!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Все чайные в Пекине к этому времени закрылись. Только «Юйтай» по-прежнему принимала своих посетителей. Но все там было теперь по-другому, все было подчинено одной цели – как-нибудь выжить. Как и прежде, в передней комнате подавали чай, задние комнаты были превращены в гостиницу. В чайной не только торговали чаем, но и тыквенными семечками, лапша же с тушеным мясом ушла в область предания. Кухню переместили в задний дворик, специально для обслуживания постояльцев гостиницы. Мебель тоже стала совсем иной: маленькие столики, покрытые светло-зелеными скатертями, да плетеные стулья. Со стен убрали картины с изображением «восьми хмельных даосских святых», исчез не только сам бог богатства Цайшэнь, но и ниша, куда его ставили, его место заняли модные красотки – реклама иностранной табачной фирмы. По-прежнему украшали стены надписи «Болтать о государственных делах запрещается», только иероглифы стали крупнее. Ван Лифа настоящую сметку. Его чайная не только не погибла, напротив, она теперь процветает. На несколько дней ее закрыли из-за ремонта фасада и завтра должны открыть. Ван Шуфэнь и Ли Сань расставляют столы и стулья, передвигают их и так и эдак.
[5] Юань Шикай (1859 – 1916) – китайский военный и политический деятель. В 1898 г. примкнул к реформаторскому движению Кан Ювэя, но вскоре предал реформаторов. Участник подавления Ихэтуаньского восстания. Установил в Китае военную диктатуру (1913г.); в мае 1915 г. правительство Юань Шикая приняло кабальное для Китая «двадцать одно требование» Японии. В декабре 1915 г. Юань Шикай объявил о своем решении стать императором, вызвав в стране антимонархическое движение.