— Я знаю, что нам делать, миссис Финнеган, — хихикнув, сказала Лилли. — Я прочитала в газете, что человек, который поймает Уайтчеплского Убийцу, получит награду. Сто фунтов — это целая куча денег. Мы с вами можем сцапать его.
Кейт тоже засмеялась:
— О да, Лилли, мы с тобой — парочка хоть куда! Выйдем ночью в переулок, я с метлой, а ты с молочной бутылкой, обе перепуганные насмерть!
Женщины поговорили еще немного, потом Кейт допила чай, поблагодарила подругу и сказала, что ей пора. Лилли открыла ей дверь кухни. Нужно было добраться до задней калитки, а потом пройти по узкому проулку, который огибал дом и вел на улицу. Сколько раз она в кровь стирала костяшки о кирпичную стену? Кейт предпочла бы пройти через дом и выйти в переднюю дверь, но соседи могли увидеть ее и рассказать об этом миссис Брэнстон. Дом принадлежал представителям среднего класса и стоял на приличной улице, поэтому приходить и уходить через переднюю дверь прислуге не полагалось.
— Пока, миссис Финнеган.
— Пока, Лилли. Не забудь запереть за мной, — негромко предупредила Кейт. Ее голос заглушала большая корзина с бельем, стоявшая на плече.
Глава шестая
«Вот и осень пришла», — подумала Фиона, закутавшись в шаль. Ее признаки читались безошибочно: листья опадали, дни стали короче, а угольщик, ездивший в фургоне, громко предлагал свой товар. Стояло хмурое сентябрьское воскресенье; сырой воздух становился все более прохладным. «МЕРТВЫЙ СЕЗОН, — гласил газетный заголовок. — УАЙТЧЕПЛСКИЙ УБИЙЦА ВСЕ ЕЩЕ НА СВОБОДЕ».
Фиона сидела на крыльце, присматривая за игравшим рядом Сими, читала газету и гадала, как кто-то рискует выходить в переулок, зная, что рядом бродит убийца. «Дьявол умеет очаровывать», — говорила ее мать. Наверное, она была права. Иначе как можно заставить женщину пойти с ним в темное, туманное и безлюдное место?
Люди, жившие на ее улице и во всем Уайтчепле, не могли поверить, что кто-то может совершить подобное дело, а потом бесследно исчезнуть. Полицейские выглядели шутами гороховыми. Их ругали парламент и пресса. Фиона понимала, что это камни в огород дяди Родди. После обнаружения трупа Полли Николс он так и не пришел в себя. Бедняге до сих пор снились кошмары.
Убийца был чудовищем. Пресса называла его символом всех грехов общества — как стремления к насилию и неуважения к закону, характерных для рабочих, так и распутства привилегированных классов. Богатые считали его злобным мерзавцем из простонародья, а бедные — человеком из высшего общества, джентльменом, который получает извращенное удовольствие от охоты на уличных проституток. Для католиков он был протестантом, для протестантов — католиком. Иммигранты, жившие в Восточном Лондоне, считали его чокнутым англичанином, спятившим от пьянства и схватившимся за нож. А коренные англичане — грязным и безбожным иностранцем.
Фиона не пыталась представить себе убийцу. Ей не хотелось знать, как он выглядит. Ей не было до этого дела. Девушке хотелось только одного: чтобы его поскорее поймали. После этого можно будет снова гулять вечерами с Джо и не бояться, что мать из-за пятиминутного опоздания решит, что ее дочь лежит в переулке мертвая.
Прозвучавший рядом стук рухнувших кубиков заставил ее вздрогнуть.
— Сволочь! — выругался Сими.
— Это тебя Чарли научил? — спросила Фиона.
Брат гордо кивнул.
— Не вздумай повторить это при па, малыш.
— А где Чарли? — подняв лицо, спросил ее Сими.
— На пивоварне.
— А почему не дома? Он обещал принести мне лакрицу.
— Скоро придет, милый. — Фиона почувствовала угрызения совести. Чарли был не на пивоварне, а в «Лебеде», пивной на берегу реки. Там он устраивал взбучку какому-то парню, но сказать об этом Сими было нельзя. Братишка был слишком мал для того, чтобы хранить секреты, и мог проболтаться матери. Чарли дрался за деньги. Фиона слышала это от Джо, а тот — от какого-то приятеля, который поставил на Чарли и выиграл. Это полностью объясняло новую привычку Чарли являться домой с фонарем под глазом, который он неизменно приписывал «потасовке с приятелем».