Мегре неожиданно засмеялся.
— Мсье Вытоптофф, всякий французский школьник знает, что Наполеон любил кидаться чайниками. Однажды говорил с австрийским послом и вдруг схватил фарфоровый чайник и разбил его со словами: «Так я поступлю с вашей монархией».
— При чем тут Наполеон, мсье комиссар?
— Мне вдруг пришло в голову, что сегодня в мире летает слишком много чайников и скоро их начнут бить… (продолжает) Скажите мне, — и тут Мегре спросил резко, — почему вы упали в обморок, когда узнали о смерти Уильяма Рассела?
— Сэр Уильям был мой близкий друг, мсье комиссар. Я испытал шок. Был в том состоянии, когда на правую руку готов был надеть перчатку с левой руки…
— Неужели?
— Это снова поэзия, mon ami… я был оглушен. Ближайший друг убит.
— Дружили, несмотря на то, что покойный профессор был фашистом?
— Скорее благодаря этому, мсье комиссар. Взгляды сэра Уильяма кому-то могут казаться спорными. Но не тому, кто знаком со зверством большевиков!
— Вы также знакомы и со зверством бошей, мсье Вытоптофф.
— Из двух зол, мсье комиссар, я выбираю меньшее.
— Ваше право, мсье Вытоптофф. Но жду, что поделитесь подозрениями. Анна Малокарис? Гречанка ревнива, вам ли, мсье Вытоптофф, не знать их характер? А сэр Эндрю давал повод для ревности. Или Лаура Маркони?
— Анна Малокарис? Едва ли. Бедняжка даже не прилагала усилий к тому, чтобы сэр Уильям признал дочь. Лаура? Сомнительно. Не забывайте, мсье комиссар, моему покойному другу было сто два года. Былая пылкость ушла… Отвергаю также версию с германским агентом Юпитером. Нелепость, если учесть, что симпатии Уильяма Рассела на стороне Гитлера… Месть коллеги? Что ж, это возможно. Например, Бэрримор. Вы понимаете, полагаю, что Бэрримор единственный, кто получил прямую выгоду — занял место покойного.
— Благодарю вас, мсье Вытоптофф. А сами вы где были в тот злополучный день?
— О, у меня стопроцентное алиби, хоть алиби мне и ни к чему. Ближайший друг сэра Уильяма не станет желать его смерти. Однако алиби имеется. Вместе с дамой Камиллой мы принимали посылки с новыми поступлениями в библиотеку колледжа.
— Весь день?
— До позднего вечера, дорогой комиссар. Пришли недавно обнаруженные рукописи святой Пиппы Суринамской, в частности, ее письма Василию Никейскому. Вы знакомы с программой Феррарского собора? Однако не пойти ли нам с вами на ланч? Лучшее, что бывает в Оксфордском университете, это ланч от французского повара. Я вас приглашаю.
Глава 6
Ланч в колледже Святого Христофора был изысканно сервирован и обилен. Мегре получил наконец долгожданный бокал совиньона. А вот застольный разговор комиссара расстроил, да и Холмс был не слишком доволен. Что до Лестрейда, питавшего неприязнь к ученым беседам и презиравшего всякое печатное слово, не входящее в полицейский рапорт, то инспектор Скотленд-Ярда сосредоточился на еде, стараясь не слушать.
Профессора же, не обращая внимания на то, что смерть витала под сводами колледжа, сочетали обильное поглощение пищи с увлекательной и шумной дискуссией, посвященной литературе. Говорили перебивая друг друга и, представьте, громко смеялись. Словно трагедия забыта, и покойный сэр Уильям Рассел растворился в мире теней, а значит, веселье вполне уместно. Природа человека такова, что и в самые горестные минуты он не может всецело отдаться скорби — отвлекается на радости жизни.
Сильвио Маркони обратился к присутствующим с тостом, сославшись на пример из Боккаччо:
— Однажды в садах Флоренции гуманисты укрылись от чумы, рассказывая веселые истории. Предлагаю следовать примеру «Декамерона»! Сэра Уильяма не вернуть, но жизнь вечная воплощена в музыке, в науках, в искусствах! — в устах специалиста по Данте эта реплика, достойная поэтов Возрождения, прозвучала пафосно.
Как выразился Эндрю Вытоптов, салютуя бокалом с вином:
— И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть и равнодушная природа красою вечною сиять! — и пояснил:
— Это стихи одного поэта. Любовь и смерть — сочетание естественное для искусства.
Едва профессор-медиевист затронул тему любви и смерти в век схоластики, как со всех концов стола посыпались реплики. Знаниями щеголяли все. И Лаура, и Беатриче и мало известная детективам Симонетта Веспуччи стали предметом бурных обсуждений.
Речь зашла о мантуанском трубадуре XII века Сорделло, коего Данте, если верить рассказам последнего о посещении потустороннего мира, встретил в шестом кругу Чистилища. Сорделло по рождению был итальянец, но, если верить Эндрю Вытоптову, часть жизни прожил в Провансе. Личность Сорделло, судя по всему, была знакома решительно всем за столом, исключая полицейских, — и даже майор Кингстон вставил пару замечаний касательно провансальской поэзии, а что касается Бенджамена Розенталя, тот наизусть прочитал изрядную часть поэмы Роберта Броунинга, посвященную трубадуру; эта часть поэмы оказалась длинной. Слог Броунинга, до сих пор незнакомый Мегре, оказался весьма тяжел, и слушать было затруднительно. Комиссар осматривался в поисках сочувствия, но профессора блистали метафорами, смеялись шуткам, понятным только им; на комиссара внимания не обращали.