– Конечно! – я плотнее кутаюсь в куртку, другой рукой придерживая огромные штаны. Заметка на будущее: носить свои штаны, раз уж я все равно так радикально меняюсь.
Я спускаюсь по лестнице, размышляя о прекрасной жизни с питомцем. Я буду обниматься со Снупи всю ночь, а он станет моим самым лучшим другом, преданным и…
– Вот он, – старик указывает на что-то, а я не понимаю, на что именно. На обочине припаркован ярко-розовой фургон, загораживая все остальное. Я пробегаю взглядом по ряду машин, ожидая найти выглядывающую из окна пушистую мордочку или влажный носик, от которого запотевает стекло, но тут никого нет.
Я открываю рот, чтобы спросить, что происходит, как старик отдает мне связку ключей.
– Оплата по кредитной карте уже прошла, так что он – весь ваш. Давайте покажу вам, что да как.
Кредитка… Что же я натворила!
Мошенник и вор распахивает розовую дверцу фургона. Мне открывается крошечный, прибранный домик с махонькой кухней, раковиной, электрической плиткой и духовкой. От того, как мало места, меня накрывает клаустрофобия; как тут вообще можно жить? Но я замечаю и кое-что приятное: в воздухе витает слабый аромат корицы и сахара. Тот, кто жил здесь до этого, готовил душевную еду.
– Вот обеденная, – с гордостью говорит пожилой мужчина, указывая на раскладную скамейку, на каждой стороне – по два сиденья с мягкой обивкой. Он поднимает сиденья и демонстрирует пустые ящики, в которых можно что-то хранить. Похоже, тут у всего несколько предназначений.
Рядом с обеденной располагается диван на одного, а над ним – розовые полочки. В задней части фургона я замечаю спальню. На кровати чистое, добротное постельное белье, а в центр с любовью положили розовую подушку; мое сердце екает, хоть я и не понимаю почему.
Невесомая цветочная занавеска из шифона отделяет спальное место от всего остального. В узенькую ванную мне приходится заходить боком, но она аккуратна и сияет чистотой. Плитка, конечно, тоже розовая, и она даже начинает мне нравиться. Здесь нет ничего лишнего, только самое необходимое, но в фургончике царит домашняя, уютная атмосфера. Кто-то долго старался, обустраивая его и со вкусом, и с комфортом: тут есть все для долгих путешествий.
Но я же не иду на поводу у своих прихотей. Я не могла купить фургон за… О боже, за сколько я его купила?
– Извините, на сколько это все в итоге вышло?
Старик хмурится, вспоминая.
– Мы сошлись на пяти тысячах фунтах стерлингов, и еще пятьсот фунтов сверху за то, чтобы я привез ее к восьми утра. Я всю ночь ехал.
Затвор. Курок. Выстрел.
И что мне с ним теперь делать?! Жить тут? Он вообще надежен в условиях дорог? И как мне водить такую неповоротливую громадину? И куда мне вообще в ней ехать? Откуда мне знать, не мошенник ли этот старик? С ним ли я вообще разговаривала той ночью? Может, это какой-то развод, потому что на меня это совсем не похоже.
Внутри себя я кричу так громко, как только могу.
– Мне жаль, что у вас с Каллумом так получилось, – говорит мужчина. – Но вы приняли хорошее решение – оставить всю эту ядовитую среду Лондона и отправиться искать себя. У вас все получится, Рози.
Боже. Я и правда купила этого розового монстра. Бросаю пить с сегодняшнего дня.
– Да уж, времени я потеряла немало, – отвечаю я, пытаясь приглушить начинающуюся панику. – Найти себя было бы замечательно.
Старик пускается в пространные разговоры о том, что где можно хранить, о пробеге фургона, разрешении на него, парковке и остальных вещах. Я перестаю слушать, пытаясь привести мысли в порядок. Пять тысяч пятьсот фунтов! Это почти все мои сбережения! Фургон надо продать.
– Им очень легко управлять, есть столики, стулья и даже решетка для огня. Как похолодает, пригодится, да и клиенты оценят, приятно будет сидеть с чашкой какао в руке.
– Клиенты?
Старик смотрит на меня как на слабоумную. Наверное, так и есть.
– Да, вы же говорили про клиентов вашего чайного магазина. Уже забыли?
– Ну…
– Вы хотели готовить душевную еду и большие порции вместо микроскопических изысков, подавать их с чашечкой вкусного, дымящегося чая, который тоже сделаете сами. По воскресеньям – всегда чай со сливками. Вы же Рози, да? – лицо пожилого мужчины омрачается беспокойством.