Последний прыжок − во мрак, где когда-то она так отчаянно молила о конце, через пространство, тяжелое и тёмное, как руки, в последний раз настойчиво тянущие вниз. И вот она приблизилась к обеим настолько, что можно дотронуться, открыть шлюз и послать за ними ботов и шаттл.
− Я здесь, − сказала она.
Милиция не обрадовалась. Они знали Лун Чау, но определенно не ожидали, что им позвонят из больницы и вручат почти закрытое дело. Но они приняли это как должное, хотя и без особой любезности.
Когда они покинули больницу − после того, как Лун Чау, молчаливая и сдержанная, понаблюдала за Туйет, спящей на взмокших от пота простынях, с круглыми шрамами на кончиках пальцев и кожей нездорового цвета погребального савана, − Лун Чау направилась прямиком в трибунал и в камеры.
К огромному удивлению Дочери Теней милиция впустила их обеих.
Бабушка Кюэ ждала их, сидя на жестком полу камеры под неумолимым приглушённым светом сверху. Она казалась бледной и измождённой, под глазами синяки, ни капли прежней самоуверенности.
− Она будет жить, − сказала Лун Чау. Она стояла, прислонившись к стене, боты опять повисли у неё на руках. Только Дочь Теней, настоявшая на наблюдении за Лун Чау и поместившая нескольких ботов на её тело, знала, как та близка к полному истощению. − Не по вашей милости.
Бабушка Кюэ не ответила.
Дочь Теней медленно произнесла:
− Полагаю, это расценят как халатность, а не убийство.
Чайного мастера, конечно, не привлекут, − аптекарь не несет ответственности, если клиент не соблюдает предписанную дозу. Всё легло на сестринство.
Лун Чау промолчала, да ей и не нужно было говорить. Она буквально излучала гнев − то же тщательно контролируемое выражение, как в момент, когда они доставили Туйет в больницу. Тогда она сидела в глубокой сосредоточенности, пока врачи не вынесли вердикт − конечно, не всё в порядке, поскольку такое никогда не проходит даром, но надежда есть.
− Вы должны знать. − Дочь Теней не могла удержаться. Она пыталась быть доброй − не быть Лун Чау − но это нелегко. − Смеси просто не могут...
− Были и другие сигналы. − Лун Чау не отходила от стены. − Происшествия без последствий. Вам повезло, что раньше такого не случалось.
Её тон был невыносимо легкомысленным.
Бабушка Кюэ наконец заговорила − казалось, будто каждое слово ей дорого обходится:
− Я не знала. Я думала... глубокие пространства устрашают. Это чтобы было легче...
− Контролировать вашу паству.
− Вы не понимаете. − Снова заметное усилие, словно воздух у неё во рту превратился в металл. − Церковь поступала так, чтобы делать людей ничтожными, но не… Она запнулась и начала заново. − Когда вы там, и перед вами нет никого и ничего, когда вы осознаете свою ничтожность − вы также осознаете: с вами связано всё, что когда-то было, всё, что когда-нибудь будет. Что все мы, в конце концов, часть этого великого целого.
Муть из ночных кошмаров, и она хотела подать всё это как откровение?
− Буддистская чушь, − бросила Дочь Теней.
Она думала, что Лун Чау что-нибудь скажет, но та была необычно молчаливой. Погружена в воспоминания, сообщили боты.
− Для нормального человека, − наконец произнесла Лун Чау. − Но, как мне представляется, ни Туйет, ни Хай Ан нормальными не были.
− Они могли бы быть. Им просто нужно было пройти через страх.
Лун Чау вздохнула и полуобернулась к Дочери Теней.
− Говорить всегда легче, чем делать. И нельзя за урок платить жизнью.
− Я делала то, что должна.
− Бессмысленно, − сказала Дочь Теней Лун Чау, добрее, чем намеревалась. По правде говоря, она была так же потрясена и измотана, как и Лун Чау. Если она пыталась отдохнуть, то снова и снова видела два тела, уносящиеся в глубокие пространства, и чувствовала себя как в ту долю мгновения перед окончательным погружением, так близко к тому, чтобы потерять обеих. − Идемте.
И, к её огромному удивлению, Лун Чау подчинилась.
Лун Чау в молчании вернулась с Дочерью Теней в её офис. Там она вытащила кресло и не столько села в него, сколько рухнула. Дочь Теней, не уверенная, какие у них теперь отношения, почти машинально позволила ботам приготовить чай и пельмени.
Комната опять была голой. Дочь Теней заставила себя превратить её в жилое помещение: добавить картины и видео, возникающие из металлической дали, настроить их на показ звёзд и водопадов с одной далекой планеты. Но не глубокие пространства, хотя, возможно, когда-нибудь она сможет вытерпеть рядом с собой этот пейзаж. На оверлее замерцали книжные полки, заполненные фантастическими любовными романами и масштабными эпиками об учёных и кораблях; толстыми томами об изготовлении смесей, начиная от самых простых и до сложных. Ей не терпелось снова остаться одной, хотя тишина пугала её больше, чем она могла признаться.