После такого успеха никто не мог обвинить Чаку в погоне за бессмысленными новшествами. Ведь только благодаря его руководству мтетва удалось одержать столь решительную победу и притом ценою сравнительно малых потерь. Единственным из военачальников, кто по-настоящему понял, что бой этот был проведен в полном соответствии с предложенным Чакой планом, был Дингисвайо. Теперь Великий заботился только об одном — чтобы быстрым возвышением молодого воина не обидеть старых и заслуженных командиров. Для начала Дингисвайо сделал Чаку членом совета, а потом, ставя молодого зулу во главе сведенных в бригады полков, постепенно приучил старых индун к выступлениям под его началом. Но прежде всего, следуя своему правилу, что верный союзник и друг полезнее самого лучшего из подданных, Дингисвайо сразу же после победы над ндвандве завел с Чакой разговор о том, кому быть наследником Сензангаконы. Великий решил призвать к себе вождя зулу, чтобы раз и навсегда покончить с этим делом. Дабы не обижать Сензангакону, который, несмотря ни на что, являлся все же отцом Чаки, Дингисвайо постарался поторжественнее обставить эту встречу, хотя прекрасно понимал, что вождь маленького племени не отважился бы ослушаться его воли. Послом был направлен один из наиболее уважаемых людей мтетва — рассудительный и умный Нгомаан, которому для поддержания престижа придали почетный эскорт.
Радушно встреченный Сензангаконой, Нгомаан передал ему приглашение вождя вождей, которое в подобной ситуации можно было считать и приказанием. В ходе обильно сдабриваемой пивом беседы Нгомаан не преминул весьма прозрачно намекнуть на то, что сын его гостеприимного хозяина живет на землях мтетва, достиг там весьма высокого положения и что Великий просто недоумевает, почему это вождь зулу не стремится повидаться со своим наследником. Для Сензангаконы подобное откровение прозвучало как гром среди ясного неба, но он все же попытался отговориться ссылками на беспокойные времена и дела племени, не дающие ему возможности явиться в 0-Енгвени и засвидетельствовать свое почтение Великому, а заодно и прижать к груди своего первенца. Мягко улыбаясь, Нгомаан принялся уверять Сензангакону, что ежели того от визита удерживает память о помощи, которую вождь зулу оказал бутелези в их бесплодной попытке противостоять мтетва, то пусть он не волнуется — Великий зла на него не держит — в те преданные забвению дни Сензангакона, несомненно руководствуясь добрососедскими побуждениями, просто поставил не на того быка… Вождь зулу отлично понял скрытую угрозу. Дингисвайо, оказывается, помнит о его провинности, и хотя вся помощь, которую Сензангакона оказал вождю бутелези, ограничилась тем, что Бакуза зачем-то ввязался в бой и был к тому же убит, Великий в любой день может использовать это как повод для принятия самых суровых мер.
Сразу же после отбытия Нгомаана Сензангакона с тяжелым сердцем стал собираться в путь. Присущая вождю зулу способность во всем находить хорошую сторону в полной мере проявилась и на этот раз. Без долгих колебаний примирился он с тем, что придется ему назначить своим преемником Чаку, которого он, кстати сказать, уже и не очень-то помнил. Сензангакона во всей этой истории побаивался только объяснений с Биби, прочившей на это место своего сына Сигуджану, с доводами которой он уже успел согласиться. Он даже решил взять ее с собой ко двору Дингисвайо, рассчитывая на то, что пышность крааля вождя вождей и пиршества, которые их там ожидают, заставят Биби попридержать язык. Взял он с собой и некоторых других жен — в первую очередь Лангазану, зная доброе ее отношение к Нанди и Чаке и не без оснований считая, что именно она поможет ему опознать столь неожиданно обретенного любимого сына. Нцаку же и Магулану он прихватил просто по доброте душевной, прекрасно понимая, что они никогда не простят ему, если пропустят по его милости очередное увеселение. Окруженный толпой безалаберных юношей, которые должны были изображать почетный эскорт, он двинулся в путь, окончательно примирившись с выпавшим на его долю испытанием.