Страшная догадка перехватила дыхание, и Гаррэль пронял, почему прославленный воин не торопится домой: он потерял дар речи!
Но в этот миг, опровергая его непрошенную догадку, эрл Асмур поднял голову, как всегда, защищенную непрозрачной пленкой скафандра, и рука в темно-лиловой перчатке инстинктивно, как от боли, сжала горло:
– Тарита-крэг не согласен, – послышался очень тихий, хриплый до неузнаваемости голос.
Рука в перчатке опустилась и легла на книгу, указывая на ту самую звезду, которую они обошли стороной – запретную Чакру Кентавра.
Ту самую, которую кто-то любовно назвал Звездочкой-Во-Лбу.
К ней подходили неторопливо, заранее отметая неподходящие планеты, а таких было большинство: или чересчур жаркие, или слишком большие, а одна, к прискорбью, была заселена достаточно развитыми гуманоидами, чьи города гроздьями огней расцвечивали ночную сторону. Оставалась четвертая планета, такая же каменистая и безлесая, с разреженной стылой атмосферой; она напоминала ту, от которой Тарита-крэг уже один раз отказался. Командор подвесил мак в безвоздушном пространстве, давая крэгу возможность полюбоваться на вакантное обиталище со стороны. Дружинники, уже насмотревшиеся на самые разнообразные миры и вбили, и издали, бесцельно слонялись по соседским каютам, готовые к возвращению домой – и всеми силами скрывавшие эту готовность: и только Скюз, меткий стрелок, разглядывал не планету, а млечный поток чужих светил, словно высматривая себе подходящую цель.
– Командор! – внезапно разнесся по всем отсекам мака его голос. – Мы кого-то догоняем!
Перепрыгнув через коня, по своему обыкновения разлегшегося посреди каюты, Асмур кинулся в малую каюту, откуда донесся призыв. Стена, которую Скюз почти всегда держал в состоянии кристальной прозрачности, была обращена не на красновато-бурую поверхность планеты, а в черноту межзвездного пространства, и оттуда, как бы рождаясь на глазах, медленно всплывал какой-то причудливый кокон, который в первый миг все приняли за живое существо, потому что на нем отчетливо виднелись многочисленные шипы, хвосты и глаза. Загадочное нечто было лишь немногим менее их собственного мака, и когда оно разинуло круглую пасть, Скюз чуть было не метнулся к пульту аннигиляционной пушки, но вовремя удержался, потому что приказа приготовиться к атаке не последовало.
Командор молча наблюдал.
И тут из черного круглого зева того, что было все-таки не чудовищем, а только гнездом, медленно выползли два существа. Покрытые странной белесой шерстью, отливающей металлом, каждый с единственным красновато-фосфорическим глазом, они мерно покачивались возле своего жилища, сцепившись голыми хвостами, словно купались в черной ледяной пустоте. Мертвящей жутью веяло от этих циклопов, и непонятно было, что же внушает такой ужас – волчье мерцание глаза, настороженное шевеление смертоносных клешней или чуткий, подрагивающий хобот, готовый, казалось, мгновенно высосать кровь из своей добычи.
Каждый почувствовал, что перья на его крэге встают дыбом.
И в этот миг за спиной прозвучал властный голос Тарита-крэга:
– Звездные волки! Уничтожьте их!
Дружина разом отпрянула от окна, готовая ринуться выполнять столь естественный приказ, но поднятая рука командора остановила их.
Эрл Асмур, как и в первый раз, невольно поднес руку к горлу, и голос его прозвучал еще тише, но за немощью звуков стояла такая несокрушимая воля и столь укоренившаяся привычка повелевать, что не было на корабле ни единого человека, который посмел бы ослушаться могущественного эрла, когда он произнес:
– Захватить живыми.
Тарита-крэг, которому перечили впервые в жизни, возмущенно захлопал крыльями и взлетел к потолку командорской каюты, словно готов был покинуть мак прямо сейчас, а потом, гневно щелкая когтями, с которых сыпалась шелуха, ринулся к себе в алтарный шатер. Если бы вся дружина не была занята поспешным натягиванием скафандров, может быть, кто-нибудь и заметил бы, что крэг словно хочет сказать что-то – и не решается.
Один только Гаррэль вдруг на миг остановился, но его товарищи, уже одетые и застегнутые наглухо, торопливо выметывались из мака навстречу неведомым и отвратительным хищникам, и он заторопился им вслед, не подозревая о том, что с этой минуты круто меняется судьба не только командора со всем экипажем, но и всего Джаспера.
СЫНОВЬЯ ЧАКРЫ. ЧАСТЬ ВТОРАЯ, КОТОРАЯ УЖЕ НАЧИНАЕТСЯ, ХОТЯ ПЕРВАЯ ЧАСТЬ ЕЩЕ НЕ ЗАКОНЧИЛАСЬ
1. ЕСЛИ ПОСМОТРЕТЬ С ДРУГОЙ СТОРОНЫ
Что-то тяжелое шлепнулось рядом на пол, послышался скрежет, потом на долю мгновения как будто раздвинулся театральный занавес, и в проеме означила медовая желтизна, в которой плавало изваяние дракона; что-то мелькнуло, но слишком поспешно, чтобы в нем можно было распознать человека или животное. И занавес сомкнулся.
Навалилась абсолютная темнота.
Юхан полежал еще несколько минут, потом осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, перевалился со спины на бок и включил нагрудный фонарь. Огляделся.
Полукруглая стена, переходящая в потолок, а с другой стороны – крупноячеистая решетка, превращающая этот сегмент каюты в темницу. И на полу – второе тело в скафандре, лицом вниз. Юхан подполз, приподнял неподвижное тело за плечи, легонько встряхнул. В шлемофоне послышалось сдержанное мычание.
– Юрг! – позвал он шепотом. – Юрген!
Глаза под прозрачным щитком приоткрылись, и Юхан поспешно выключил фонарь.
– Больно, Юрик? – спросил он участливо.
Вместо ответа тот, кого он называл Юргеном, сел и тоже включил свой фонарь.
– Перебьюсь, – ответил он, морщась. – Драться в гостях при погашенной иллюминации – дело дохлое.
– Было бы с кем, – вздохнул Юхан. – Впрочем, тут что-то нам п-подкинули…
– Где? – насторожился Юрген, шаря световым лучом по полу. – Не оказалось бы взрывчаткой!
В световом круге заискрился морозным инеем какой-то кирпич. Две головы в шлемах разом нагнулись над ним – это был здоровенный брус хорошо промороженного мяса.
– Бред какой-то, – оценил ситуацию Юрген. – Не трогай, Юхан, вдруг это человечина… Перейдем-ка к интерьеру.
Решетка из прозрачных прутьев в палец толщиной была явно раздвижной, но никакие усилия не позволили сдвинуть ее ни на сантиметр. В крупные ячеи прошла бы рука, но для этого нужно было снять скафандр. К тому же, никакого замка с той стороны видно не было. Зато справа, возле стены, к решетке была прикреплена поилка, наполовину наполненная прозрачнейшей водой, а над поилкой виднелась дверца – по-видимому, отсюда и был заброшен мороженный деликатес. И чем дольше они глядели на откидную дверцу, небрежно закрученную проволокой, тем больше приходили в недоумение.
Дверца была не больше форточки, но мало-мальски тренированный человек мог пролезть в нее без особого труда.
– А э-эти с прииветом, – пробормотал Юхан, как всегда, от волнения впадая в удвоение гласных. – Замууровали, называется!
Юрген посмотрел на часы:
– Так. Запас кислорода – на три часа. Из них два пятнадцать уже прошли. Я снимаю скафандр. Ты – только по моей команде.
– Это почемуу же?..
– Потомуу, что я – командир космической станции!
– Так где та станция…
Гражданин Финляндии, полковник военно-воздушных сил Юхан Туурсвалу, был человеком дисциплинированным, но обожал флегматично препираться, опровергая легенду о немногословности скандинавов. Это у него сочеталось органично.
Сейчас возражать дальше не имело смысла, потому что командир уже расстегнул скафандр.
Снял шлем.
– Дышится, – сказал он удивленно. – А ну подсади…
Оставшись в тренировочном костюме и толстых шерстяных носках, он двигался непринужденно и бесшумно и детскую задачку с форточкой легко мог бы решить и без помощи бортинженера. Очутившись по ту сторону решетки, он осторожно подкрался к занавеске, приоткрыл щелку и заглянул в слабо освещенное помещение. Несколько секунд он стоял, окаменев от изумления, потом тихо повернулся и махнул рукой – разоблачайся, мол, и поживее!