Звездный волк, умело сжимавший в своей лапе драгоценный эфес, не мог не заметить внезапного внимания, обращенного к нему. Глаза, прищуренные гневом и отвращением, скользили по его ногам, подымались до пояса – и останавливались, не в силах преодолеть необъяснимого ужаса перед пленником; по сжатым губам и рукам, стиснутым в бессильном гневе, он не мог догадаться, чего от него хотят; но мона Сэниа снова положила руку ему на плечо и, царственным жестом указывая на всех присутствующих, проговорила:
– Ты должен выбрать одного из них. Если, конечно, не предпочтешь своего друга… или брата.
Он внимательно посмотрел на нее, потом перевел взгляд на друга или брата, как сказала мона Сэниа. Похоже, что-то он все-таки понимал. Потом, видя, что от него ожидают однозначного и недвусмысленного поступка, он наклонился и протянул лапу юному Гаррэлю, помогая ему подняться с ковра.
Гаррэль машинально оперся на протянутую лапу и вздрогнул: это была теплая, сильная человеческая рука. Дружелюбная рука. И уж совершенно непонятно что творящая рука: мало того, что она поставила его, самого юного и что там ни говори – отверженного – рядом с принцессой, тем самым определяя выбор и передавая ему эстафету ритуального завещания; эта рука поднялась и ласково погладила пестрые перышки его проклятого крэга!
Все отшатнулись – узнать о том, что прекраснейшая женщина Джаспера стала супругой чудовища, было пределом здравого рассудка; но присутствовать при том, как эту красавицу, мечту всех юношей королевства, завещают человеку с пестрым крэгом – это было уже выше всяких сил.
– Нет! – крикнул пылкий Флейж. – Лучше нам всем погибнуть, лучше разбить корабль о поверхность Джаспера, чем допустить такой позор!
– Принцесса, – встал рядом с ней рассудительный Борб, – мы повинуемся тебе, и не из верности королевскому дому, а из рыцарской преданности и готовности служить прекраснейшей даме королевства. Но ты вспомнила о древних обычаях, а по ним ты не можешь стать женой этого… этого неведомого и страшного существа: ведь у него самого нет крэга!
– И этого вопроса я ждала, благородный Борб! Да, я сочеталась браком с великим эрлом Асмуром… хотя никогда не была его настоящей женой. И теперь я никогда не стану женой этого пришельца, хотя по обряду буду считаться его верной супругой. Так то и ты прав, пылкий Флейж, неотразимая шпага: лучше бы мне не возвращаться на родную планету, где у меня нет дома и не будет семьи. Но и разбить наш корабль я не могу, да и вам не позволю: с нами – наши крэги.
И снова все замерли, охваченные бесконечной скорбью и сочувствием к несчастной принцессе, за которую каждый из них отдал бы жизнь – и даже этим ни на йоту не смог бы помочь.
– Прекраснейшая из принцесс, – проговорил Ких дрожащим голосом, – наши сердца разрываются…
А вот это было уже лишнее.
– К дьяволу! – крикнула мона Сэниа, так что все крэги, подняв перья дыбом, казалось, готовы были сорваться со своих мест. – Я дозволила вам любопытство, но не жалость! Довольно. Все по местам! Мы спускаемся на нашу планету.
Все, пятясь, отступили, – ни один не позволил себе повернуться к принцессе спиной. Вселяющие ужас пришельцы с недоумением поглядывали на окружающих, ни на йоту не понимая, что происходит. И только когда стены командорской каюты расступились, чтобы пропустить звездных дружинников, тот, кто теперь был наречен супругом принцессы, громко и насмешливо произнес три слова на незнакомом языке.
И все джаспериане, включая мону Сэниа, вздрогнули: это был глубокий, звучный голос эрла Асмура:
– Вниз!!! – вне себя крикнула мона Сэниа.
И снова у всех дрогнули сердца: она не сказала – домой.
Стены сомкнулись, каюта опустела. И только тут принцесса, недаром носившая прозвище Ее Своенравие, дала волю обуревавшим ее чувствам: выхватив из лап чудовища свою шпагу, она одним ударом рассекла узорчатую подушку, из которой полезли клочки сиреневого меха, а заодно и ни в чем не повинный ковер. Следующими жертвами царственной руки были алтарный шатер, где столько дней провел Тарита-крэг, и тяжелый занавес, отделявший дальний угол с загоном для крылатого коня.
И тогда вороной, укоризненно фыркнув, двинулся ан середину комнаты и, нисколько не опасаясь взмахов яростного оружия, не страшного для его чешуи, с бесконечной кротостью, какой нельзя было и ожидать от боевого коня, прижался лбом к груди девушки.
Она отшвырнула шпагу и обхватила руками гордую, точеную голову верного животного. И вдруг странная мысль поразила ее:
– Вороной, – проговорила она, заглядывая поочередно в золотые косящие глаза, – конь мой, почему ты не дал мне знать, когда ко мне приближался враг?
Вороной мотнул головой, распустил одно крыло и легким, но ан редкость выразительным движением шлепнул аметистового крэга по хохолку.
– Не смей!.. – вырвалось у моны Сэниа – и тут же она осеклась под выразительным, укоризненным взглядом коня.
Значить этот взгляд мог только одно: что стоят какие-то враги по сравнению с тем, кто сидит у тебя на шее?
Конь медленно вернулся в свой угол, повалился на уцелевший клок ковра и задрал копыта.
Вот это да! Она никогда не задумывалась над взаимоотношениями между крылатыми конями и крэгами, и вдруг эта в высшей степени непостижимая сцена, да еще при посторонних… Она оглянулась, отыскивая взглядом пришельцев, и тут же поняла, что тем было уже никак не до внутренних неурядиц джаспериан: распластавшись на полу, они прильнули к круглому иллюминатору нижнего обзора, в котором, медленно приближаясь, плыл зеленый Джаспер. Ну да, их ведь захватили возле четвертой планеты Чакры Кентавра, или Звездочки-Во-Лбу. А всех этих мгновенных переходов, когда все дружинники единым усилием воли опускали мак на поверхность красной планеты, чтобы выпустить Тарита-крэга, а затем вернулись сюда, в окрестности родного светила – таких тонкостей эти грубые существа, к тому же заключенные в темную клетку, попросту не заметили.
Пол под ногами едва уловимо качнулся, и иллюминатор тут же ослеп, затянувшись чернотой – повинуясь ее приказу, мак замер на бетонных плитах Звездной гавани. Послышался легкий скрежет – это кораблики дружинников расползались в разные стороны, и большой командорский корабль, остался в одиночестве. Мак, безукоризненно прошедший все звездные переходы, распался. Конь заржал тоскливо и нетерпеливо. Она подошла к стене, мысленно приказала ей раствориться – и запах терпкой джасперианской травы хлынул в открывшийся широкий проем.
– Ты свободен, вороной, – грустно проговорила мона Сэниа. – Благодарю тебя.
Конь одним прыжком вымахнул наружу и начал подыматься в небо, заслоняя расправленными крыльями вечернее солнце.
«Юрг»! – послышался за спиной настороженный голос того, второго, который, по-видимому, был братом ее неожиданно обретенного супруга.
Надо было как-то с ними объясняться, и мона Сэниа обернулась к ним. Придется разговаривать с ними, как с детьми. Привыкнут. А его, значит, зовут Юрг. Ну, Юрг, так Юрг.
– Владетельный супруг мой, и ты, мой брат, – она сделала над собой усилие и склонила голову, увенчанную аметистовым хохолком, будто маленькой короной из перьев. – Проследуйте за мной в замок, который с этой поры принадлежит вам.
Она сделала широкий жест, приглашая их выйти, но они настороженно переглянулись и с сомнением покачали головами – покидать корабль они явно не собирались. Не привыкшая к неповиновению, она нахмурилась – и в это время дробный цокот копыт заставил ее выглянуть наружу.
К ее кораблю приближался всадник, ведущий за собой двух верховых коней, к седлам которых были подвешены какие-то странные ящики в толстых чехлах. Он подскакал ближе, и мона Сэниа с удивлением узнала в нем Гаррэля.
Он поклонился и спрыгнул с коня.