С этой минут четверо в осажденном замке были обречены. До тех пор, пока нападавшие не знали расположения комнат, можно было надеяться переждать здесь хоть год; но теперь Иссабаст появлялся то тут, то там, используя каждое помещение, которое он знал и помнил. Он распахивал окна, и его сторонники, на лету соскакивая с коней, врывались в коридоры и галереи. Осажденный замок кое-где горел, сервы путались под ногами, одинаково мешая обеим сторонам, и хозяева замка шаг за шагом отступали, пока не оказались прижатыми к двери, ведущей на малый двор.
Выйти наружу значило оказаться погребенными под живой массой нападающих; защищать просторный холл и витую лесенку, ведущую в вечерние покои, уже захваченные нападающими, было безнадежно – продержаться в таких условиях удалось бы час-другой.
А потом?
И вот тогда Юрг вспомнил о странных словах короля Джаспера, которым даже мона Сэниа не придала значения: «Если у тебя не останется никакого выхода – сожги мостки!» Срезанные лучом десинтора, ступени вспыхнули, открыв под собой вход в загадочное подземелье.
Туда затолкали десяток сервов и спустили ящики с продовольствием, запасенные на случай осады и, так и не убранные нерадивыми сервами от входной двери. Юрг спустился первым. Сэниа, не колеблясь ступила за ним. Гаррэль колебался секунду – по-видимому, искал глазами, не нужно ли еще что-нибудь прихватить с собой для принцессы. Юхан спустился последним и задвинул тяжелые створки люка. Сэниа заметила, что это лишнее – ни один джасперианин не решился бы преследовать их, переступив порог подземелья.
Тогда Юрг даже не подумал – а почему бы?..
А вот сейчас, сидя на полу возле самодельного ложа жены, он над этим задумался. Может быть пребывание здесь смертельно для людей? А может…
Послышался дробный стук сапог, гулко отдающийся под сводами пещерного лабиринта. Шумно встряхнулся лиловоперый крэг, сидевший в углу. Юрг выпростал руку из-под головы жены и метнулся навстречу.
– Командор! – возбужденно зашептал Гаррэль в приоткрывшуюся щель. – В конце соседней пещеры – люк! Выход в ущелье, что за башней, которую вы зовете «Супер…»
– Суперэйфелем.
– Да, да! Человеку не спуститься – это пропасть, но крэг вылететь может.
– Его же засекут, Гэль!
– Сейчас уже ночь, а в это время все джаспериане слепы: их крэги улетают, чтобы размять крылья и выкупаться в лунном свете. Мы не можем держать наших крэгов взаперти, высокородный эрл! Мы должны о них заботиться…
– Позаботьтесь, позаботьтесь, – буркнул Юрг. – Как только вы отпустите крэгов и сами ослепнете, нас возьмут голыми руками. Наощупь.
И тут случилось непредвиденное: Кукушонок приподнял крыло и отчетливо показал коготь. Как человек показал бы один палец.
– Выпускать будем по-одному! – молниеносно решил Юрг. – Эй, Сэнни-крэг, приглашаю вас на прогулку!
Крылатое существо распахнуло крылья и бесшумно, как сова, перекочевало на левую руку Юрга. Когти жестко окольцевали запястье – наручники, да и только. Юрг переступил через порог и побежал вперед, где в дальнем конце пещеры маячил факел Юхана. Странное впечатление производила эта пещера; первобытное пристанище, кое-где сколотый камень, условный рисунок, допотопный божок в нише – тоже из полунасекомых. И над всем этим золотой свод.
Люк, открытый разведчиками, мог бы пропустить и человека, но внизу зияла провалам ночная пропасть.
– Слушай, аметист, а ты вернешься? – опасливо проговорил Юрг. – А то без тебя…
– Дурак! – коротко ответствовал Сэниа-крэг.
– Ну, знаешь, если ты решил переквалифицироваться в попугая, то научись произносить это по-русски. Эффектнее будет.
– А я еще уувеличу свой лексикон, – мрачно пообещал Юхан. – Меня этому прежде всего науучили…
Сегодня в драке ему досталось по голове. Это чувствовалось.
Юрг снял со своей руки крэга и осторожно просунул его в отверстие люка. Фламинговые перья сверкнули в свете белесой луны и исчезли из виду. Юрг притворил дверцу.
– Он вернется, – проговорил приглушенный, по-детски слегка картавящий голос.
Юхан, Юрг и Гаррэль разом вздрогнули.
– Кукушонок, ты?
– У меня… мало… времени… – продолжал пестрый крэг, старательно выговаривая слова. – Он вернется… потому что должен следить за вами. Для крэга прежде всего – долг перед всеми крэгами.
– А ты? – ошеломленно спросил Гаррэль у собственного поводыря.
– Я… я пария, пестрый крэг. И вы первые, кто приласкал меня. Я ведь не виноват, что родился… пестрым. – Чувствовалось, что это слово он выговаривал с наибольшим трудом.
– Значит, Сэниа-крэг шпионит за нами?
– Да. Сейчас он выдаст своим собратьям все тайны вашего убежища.
– И они передадут Иссабасту.
– Нет. Крэги слишком презирают людей.
– Ну, об этом я догадывался… – пробормотал Юрг. – А почему же мы не слышим, чтобы крэги пели или щебетали?
– Мы не говорим. Мы думаем. Но то, что видит или слышит один, видят и слышат все.
– Телепатия, черт бы ее подрал! – пробормотал Юрг.
– Я… не знаю этого слова, – смущенно признался крэг.
– Так тебя и сейчас слышат? – спросил Юхан.
– Нет, нет, – торопливо забормотал Кукушонок. – Вы искали тайну подземелья, а она вот в чем: крэги не слышат того, что происходит в нем. Потому-то они о наложили на него строжайший запрет и смертное заклятье. Это – единственное место, где можно составить заговор против крэгов.
– Знать бы раньше, – вздохнул Юрг, глядя в золотой потолок. – Но послушай, Кукушонок, ведь ты вылетишь отсюда – твои мысли будут прочтены?
– Пока я постараюсь тихонечко петь про себя, чтобы заглушить свои мысли, даже невольные. А потом… Говорите почаще на своем языке, я его уже немного изучил, но будет безопаснее, если я вообще буду думать на нем.
– Да ты просто гений, Кукушонок!
Снаружи послышался легкий скрежет по дверце – аметистовый крэг, похоже, опасался надолго оставлять людей без своего присмотра. Юрг принял его на руку и понес обратно в свои подземные апартаменты. Юхан и Гэль остались, чтобы дождаться Кукушонка, выскользнувшего наружу.
Осторожно ступая, Юрг вошел в их новое жилище. Прислушался. Мертвая тишина. Ни шороха, ни дыхания. Смертельный ужас нахлынул на него, и он бросился за перегородку, стряхнув с руки пернатое созданье.
Сэниа тихо спала, сжавшись в зябкий комочек. Господи, да что он сделал с ней? Пришел с далекой звезды – и зачем? Чтобы замуровать ее в этом подземелье?
– Прости меня, – невольно вырвалось у него, – прости…
Легкие пальцы привычно коснулись его лица:
– Глупый, – прошептала она, – глупый ты мой… Я ведь только сейчас и начала жить по-настоящему…
– Какая же это жизнь! Вот раньше ты была предводителем звездной дружины, а еще раньше – юной принцессой, которую любило первый рыцарь королевства.
– Ах, вот что тебя тревожит… – тихий смех поднялся из темноты, словно пузырьки серебряного воздуха со дна ручья. – Нет, милый, все гораздо печальнее. Это я любила его, любила всю жизнь, – боготворила, мечтала, тосковала… Пока не поняла, что он просто не умеет любить. Для него было по-настоящему дорого только одно – одиночество. Может быть, его самого мучило то, что он холоден, как статуя – не знаю. Но даже в последний свой миг он не нашел для меня ни единого слова любви. Знаешь, какие слова он послал мне через все дали космоса?
– Не надо, Сэнни…
– Он сказал: «Ты свободна, принцесса Сэниа». И тогда я поняла, что и во мне давно уже больше горечи и отчаянья, чем любви.
– А вот у нас, на Земле, могут оживать даже статуи, если полюбить их больше жизни, – сказал он. – Во всяком случае, в легендах.
– У нас, на Джаспере, так не бывает.