— Кукушонок? — спросил Юхан.
Так они называли птицу–поводыря юного Гаррэля, и за неимением джасперианского эквивалента — здесь не водилось кукушек — произносили это по–русски.
— Нет, — сказал Юрг. — Сэниа–крэг.
— Ты это говоришь так, словно он — твой личный враг.
— Главное, что это враги здешних людей. Сидят на шее, ни черта не жрут, питаются светом и воздухом и хоть, слава богу, не гадят, но…
— Слушай, Юрг, — сказал рассудительный Юхан, — ты не преувеличиваешь? Да и какой такой смысл им враждовать с джасперянами? Они и так свое имеют, на добровольных началах: отслужил век — получай персональную планету… Мир и согласие. И что вообще они могут сделать плохого?
— Вот это я и собираюсь выяснить. Слушай, Юх, я иду к моей принцессе, в конце концов, если она не желает разговаривать, так сказать, на отвлеченные темы, то должна же ее волновать судьба собственного парода?
— Ну–ну. А я пока простыни сменю — ишь увозил сапожищами, перед киберами стыдно…
Сиятельный эрл миновал несколько покоев и галерей, залитых лунным светом, но по мере приближения к опочивальне своей супруги его походка становилась все менее уверенной. Наконец он отворил последнюю дверь и, прислонясь к косяку, мужественно поднял глаза к потолку, чтобы не видеть спящей девушки.
— Сэниа, к тебе можно? — шепотом спросил он.
По тому, как порывисто она поднялась, нетрудно было догадаться, что она еще не спала, хотя аметистового покрывала на ее плечах и голове уже не было.
— Нет! — сказала она.
— Сэниа, я прошу тебя…
— Нет!
— Черт побери, ты дослушаешь меня до конца? Я прошу тебя только показать мне магическую колоду, или как там она называется.
— Сейчас?
— Да. Сейчас. Я не хочу, чтобы об этом знал твой попугай.
Она медленно повернула голову на звук его голоса и еще некоторое время сидела неподвижно, как будто прислушиваясь к его дыханию. Широко раскрытые глаза при лунном свете казались совершенно черными и зрячими. Но это только казалось.
— Хорошо, — сказала она. — Следуй за мной.
— Дай руку!
— Нет.
Ее босые ноги уверенно ступали по толстым деревянным плитам, и рука почти не касалась стен и дверных косяков. Наконец она остановилась перед маленькой нишей, в которой висело чучело или изваяние крэга.
— Вот. — Она достала из ящичка обыкновенную карточную колоду, может быть, чуть крупнее тех, которыми на Земле сражаются в “дурака”.
Он взял карты, намеренно коснувшись ее пальцев, — рука отдернулась и спряталась за спину.
— Как школьница, честное слово! — проговорил он с досадой.
Рубашка карт напоминала резную решетку, столь характерную для здешней архитектуры. Юрг наугад вытащил одну карту, перевернул и посмотрел.
— Что я и думал… — пробормотал он.
— Ты вынул карту?.. — невольно вырвалось у нее.
— Можно подумать, что тебя волнует моя судьба.
— Я же удовлетворила твое любопытство! — обронила она высокомерно. — Теперь твоя очередь. Что же тебе выпало? Ну хотя бы попытайся описать, что там нарисовано? Скелет? Виселица?
Он глянул на карту, стараясь придумать что‑нибудь правдоподобное, но не столь зловещее.
— Здесь какая‑то птичка–бабочка…
— А цвет?
— Ближе к красному, — ответил он еще менее уверенно.
— Солнечный крэг! Это — выполнение всех желаний. Однако судьба к тебе благосклонна сверх меры, владетельный эрл!
Он повертел карту в руках, потом веером развернул всю колоду. Абсолютно белые прямоугольники, ни штриха, ни закорючки. Не то чтобы птички. Неужели никто из них не догадывался?..
— Это все, что я хотел видеть, — сказал он, опуская шулерскую колоду в ящичек. — А теперь иди досыпай.
Она повернулась и бесшумно заскользила прочь, растворяясь в лунном свете.
— Сэниа, — вырвалось у него против воли, — Сэниа, скажи, что мне сделать, чтобы ты наконец стала моей женой?
Она остановилась:
— Невозможное — полюбить.
— Спасибо, — горько проговорил он. — Я уже.
— Нет! — крикнула она. — У нас так не любят — на год, от моей постели до Звездной пристани. Ты воображаешь, что любишь меня, но думаешь в перерывах между мыслями о том, как через год соберется новая дружина выполняющих Уговор и они отправят тебя на твою проклятую Чакру!
— Не в перерывах, — возразил он, стараясь подойти к ней как можно бесшумнее, но она, словцо угадывая каждое его движение, отступала, едва он делал хоть один шаг. — Не знаю, как это тут у вас, но у нас, на Земле, любят одновременно: землю и солнце, мать и жену, свободу и… мороженое.