Чан не вошел в число 198 делегатов I съезда Гоминьдана, официально провозгласившего образование единого национального фронта Гоминьдана и КПК при сохранении самостоятельности коммунистов внутри ГМД. Но в качестве гостя он вместе с Дженни присутствовал на его заседаниях, проходивших в центре Кантона, в актовом зале Национального высшего педагогического института с 20 по 30 января 1924 года. Не вошел он и в избранные на съезде партийные органы — Центральный исполнительный комитет (ЦИК), состоявший из 41 человека (24 членов и 17 кандидатов), и Центральную контрольную комиссию (ЦКК) из пяти членов и пяти кандидатов. Ну и, разумеется, не стал членом высшего органа партийной власти — Постоянного комитета ЦИК Гоминьдана, в который Сунь включил восемь своих ближайших политических соратников, в том числе знакомых нам Ляо Чжункая, Дай Цзитао, Ху Ханьми-ня и Ван Цзинвэя, а также коммуниста Тань Пиншаня, что символизировало наличие в Китае единого фронта.
Вряд ли Чану было приятно, что его обошли вниманием (Дженни пишет, что он «почувствовал себя маленьким и незначительным»), но назначение председателем подготовительного комитета по организации офицерской школы улучшало настроение.
Чан еще до приезда в Кантон знал, что Сунь решил сделать его начальником школы. Об этом ему 26 декабря написали Ху Ханьминь, Ляо Чжункай и Ван Цзинвэй. Первоначально, правда, Сунь хотел назначить на этот пост генерала Чэн Цяня, выпускника японской пехотной академии, возглавлявшего в его ставке военно-политический отдел. Этот генерал накануне организовал при своем отделе военные курсы, вот Сунь и думал, что он будет лучшей кандидатурой. Но пока Чан ехал из Москвы в Шанхай, вождь передумал, решив отдать этот пост ему, так как Чан находился не удел. 3 февраля Сунь Ятсен вновь ввел его в Военный совет Гоминьдана. К тому времени Сунь уже определил место будущей школы: небольшой остров Чанчжоу в районе Хуанпу (на местном диалекте — Вампу) в дельте полноводной реки Чжуцзян, в 40 л и к востоку от Кантона. Здесь располагались здания бывших военных школ Гуандунской армии: пехотной и военно-морской. По названию района эта школа стала именоваться Вампу.
Чан с энтузиазмом занялся организацией школы, но неожиданно 21 февраля опять все бросил и в очередной раз подал в отставку. Сунь ее принял, назначив исполняющим обязанности председателя подготовительного комитета по организации школы Ляо Чжункая. Дело в том, что на одном из заседаний подготовительного комитета Чан разругался с советскими военными советниками, решив, будто его точку зрения ни во что не ставят. Самое обидное было то, что товарищи по партии и даже Сунь оказались не на его стороне. Позже Чан объяснил, что «отказался возглавить военную школу Вампу», потому что «заметил, что некоторые члены нашей собственной партии под влиянием коммунистической демагогии начали колебаться (то есть симпатизировать коммунистам. — А. П.). У меня появились дурные предчувствия».
Одним из таких членов партии был 47-летний Ляо Чжункай, наиболее левый из членов Гоминьдана, известный в партийной среде под псевдонимом Туфу (Смерть богачам). Да и сам Сунь, как мы знаем, занимал в то время довольно левую позицию. В длинном письме вождю Чан объяснил, что чувствует его недоверие к себе. Он напомнил Суню, что был рядом с ним на крейсере «Юнфэн», что всегда готов следовать за ним. На недоверие Суня он пожаловался и Ляо Чжункаю в не менее длинном письме, где также выразил сожаление, что Ляо «чересчур доверяет русским», а тому, что говорит он, Чан, не верит, совершенно не утруждая себя проверкой того, кто прав, а кто нет. «Если так и дальше пойдет, — резюмировал Чан в письме Ляо, — неизбежно возникнет кризис». Он вновь объяснил, что русские хотят подчинить себе Гоминьдан, а их стратегическая цель заключается в том, чтобы привести к власти КПК: «По моим впечатлениям, Русская партия неискренна. Когда я говорил тебе, мой старший брат, что русским можно доверять только на 30 процентов, я делал это только потому, что ты, мой старший брат, так горячо верил русским, что я не осмеливался расстраивать тебя совершенно».