От городских ворот процессия двигалась так медленно, что потребовалось целых три часа, пока она достигла главной улицы города.
Глава III
Мурадеви
Когда описанная выше процессия влилась в город, от громких возгласов, приветствий, восхвалений весь он гудел, как от единого радостного крика. Пусть водилось за раджей кое-что такое, чем далеко не был доволен народ, но сегодня он забыл свои обиды, погрузившись в радостную суету праздника. Люди любят праздники, особенно такие торжественные и пышные, как нынешний. Может ли быть для простого народа большее торжество, чем приезд наследника престола, который вернулся из дальнего царства, завоеванного главным военачальником Дханананда, взяв в жены прекрасную дочь покоренного раджи? Сейчас можно было забыть не только свои обиды на раджу, но даже самых злейших врагов.
Всем хотелось увидать наследника. На улицах была такая густая толпа, что не только человек, даже муравей вряд ли смог бы пробиться сквозь нее. Казалось, в городе не осталось никого, кто не радовался бы празднику. Люди бесконечными лентами стояли по обеим сторонам улиц, выглядывали из окон домов, глядели с крыш. Дождь горящих взглядов, цветов, рукоплесканий изливался на царевича. Случалось, что цветок, брошенный из окна прекрасной рукой, падал на кого-нибудь в толпе. И если это был юноша, его приятели не упускали случая подтрунить над другом: «Ишь счастливец, вот и тебя пожаловали наградой». И все кричали «ура» и взглядывали на красавицу, из рук которой, видно, выпал этот цветок. Юная прелестница смущалась и поспешно скрывалась в доме.
Да, сторонний наблюдатель ясно увидел бы, что куда ни кинь взгляд, не было сейчас в Паталипутре человека, охваченного другим чувством, кроме радости.
Весь путь процессии делился на несколько этапов. При приближении ее к городу громче грянула музыка — не было ни одного инструмента, который не влил бы своего голоса в праздничный хор. Бой военных барабанов и триумфальных литавр, такой громкий, что нельзя стало услышать соседа, возвестил начало главной части церемонии. Прежде чем наследник и новобрачная вступили в город, под приветственную музыку закололи жертвенных буйволов (чтобы отвести от новобрачных дурной глаз) и их кровью полили землю в воротах города. Под ливнем цветов, славословий, благословений процессия медленно протянулась по главной улице и остановилась перед дворцом раджи. И тут наследник буквально утонул в изъявлениях радости, преданности, восторгов.
В самом деле, все от мала до велика, казалось, единодушно приветствовали царского сына; но нет правил без исключения. И на этот раз исключение все-таки тоже было. Не где-нибудь, а в самом дворце раджи был человек, у которого из глаз вместо слез радости текли горькие слезы печали. Причем нетрудно было заметить, что к горю в этих слезах примешивалась большая доля гнева и ненависти. Все обитательницы женских покоев были сейчас на крыше дворца, разделяли всеобщее торжество. И только одна из них не вышла со всеми и горько и безутешно рыдала в одиночестве. Лишь старая рабыня осталась при ней и старалась утешить ее, как могла. Что за беда приключилась с этой женщиной? Отчего, когда все в Пушнапури предаются радости, одна эта женщина охвачена горем? Уж верно, должна быть какая-то необычайно важная причина, чтобы один-единственный человек отделился от всех обитателей города. Наше справедливое любопытство будет удовлетворено, если мы услышим горестные восклицания несчастной и слова утешения, с которыми обращается к ней старая служанка.
Женщине, которая погружена в свое горе, можно дать тридцать — тридцать пять лет. С первого взгляда поражает ее необыкновенная красота. В отличие от всех жителей, нарядившихся по случаю праздника в лучшие свои одежды, эта женщина одета по-траурному — во все белое. Волосы ее распущены, свободно падают на глаза и щеки, текут по плечам, закрывают спину. Лоб выпачкан грязью, оттого что в приступе горя она билась головой о землю. Когда служанка в который раз принялась твердить ей слова утешения, красавица наконец промолвила сквозь слезы: